Автор: Алла НОВИКОВА-СТРОГАНОВА
На Орловщине вспоминают великого писателя. Знаменательные и памятные даты – хороший повод, чтобы всерьёз приобщаться к нашему духовному и творческому наследию, которое с годами не только не устаревает, но во многом опережает нынешнее время.
В первом ряду мировой словесности.
16 февраля весь образованный мир отмечает 180-летний юбилей Николая Семёновича Лескова (1831 – 1895) – нашего великого земляка, непревзойдённого «волшебника слова». Писатель глубоко национальный, исконно русский, Лесков вместе с тем имел, говоря его словами, «сознание человеческого родства со всем миром»: «Человек прежде всего достоин участия, потому что он человек. Его состояние я понимаю, к какой бы национальности он ни принадлежал». Это качество «всечеловечности» одного из христианнейших русских писателей сделало его классиком первого ряда мировой словесности.
Лескова любят, читают, переводят, штудируют не только в европейских странах, США, Канаде, Латинской Америке, но и в Японии, Китае, Корее – да мало ли где ещё. Многие из зарубежных славистов, влюблённых в лесковское творчество, в разные годы побывали в Орле или ещё только мечтают приехать на родину писателя. Наш родной Орёл широко известен за пределами России именно в связи с именами классиков, прославивших орловскую землю «доброю славою во всем цивилизованном мире» (по отзыву Лескова о Тургеневе). По лесковским книгам иностранцы пытаются постичь тайны русского языка, русской души. Но загадка остаётся неразгаданной. Во всех оттенках и тонкостях «самобытнейший писатель русский» недоступен для иноземного читателя. «Почти неразрешимая проблема – перевод прозы Лескова» – так названа научная статья видного филолога из Великобритании Уильяма Эджертона. В этом заглавии – смиренное признание иностранных переводчиков в их бессилии адекватно передать многокрасочное русское лесковское слово на чужом языке и, с другой стороны, восторженное удивление перед непостижимым чудом дивного художественного мира, созданного гением Лескова.
В то же время нам, русским, а тем более землякам писателя, доступно великое счастье – читать и воспринимать лесковские произведения во всём их многоцветии. Возможность проникновения в «святая святых» творческого мира Лескова для нас не закрыта.
Но, как видно, справедлива народная поговорка о сапожнике без сапог. С сожалением приходится признавать, что сейчас мы вспоминаем своих национальных гениев лишь от случая к случаю, только в годы «круглых дат». Насаждаемое в России пренебрежительно-циничное отношение к нашим исконным идеалам и ценностям ведёт к потере нравственных ориентиров, моральному оскудению и духовному одичанию. Вот и теперь очередная псевдо-образовательная реформа готова исключить русскую литературу из числа обязательных предметов, предварительно урезав до минимума часы на её изучение.
Трагикомическую ситуацию, вообще характерную для российской жизни с её парадоксами, курьёзами и метаморфозами, «сюрпризами и внезапностями», в повести с характерным заглавием «Смех и горе» Лесков характеризовал так: «У нас, на Руси, что ни шаг, то сюрприз, и притом самый скверный».
Несколько «неюбилейных» наблюдений
В связи с этим – несколько «неюбилейных» наблюдений. Один из «скверных сюрпризов» преподнесли как-то студенты юридического факультета ОГУ, корпус которого ещё совсем недавно располагался вблизи памятника Лескову – в историческом здании мужской гимназии, где в своё время учился будущий писатель. Как выяснилось, некоторые были искренне убеждены, что в центре ансамблевой композиции по соседству с гимназией красуется… Карл Маркс. В ответ на нескрываемое изумление: «Почему вы так решили?» – железная «юридическая» логика: «Так ведь площадь носит имя Карла Маркса, значит, это и есть Карл Маркс».
С группой студенческой молодёжи мы отправились к знаменитому памятнику. Он был открыт 30 лет назад, в 1981 году – к 150-летию Лескова – и до сих пор восхищает и орловцев, и гостей нашего города. Мы стоим перед фигурой писателя, отлитой в бронзе. Переходим от колонны к колонне, где на постаментах расположились поднятые на высоту человеческого роста лесковские персонажи: крепостная актриса Люба и театральный гримёр Аркадий, замученные орловским крепостником-театралом графом Каменским (рассказ «Тупейный художник»); Катерина Измайлова, совершившая во имя любовной страсти череду кровавых злодеяний и грех самоубийства, не укладывающаяся ни в какую «типологию характеров» (повесть «Леди Макбет Мценского уезда»); герой повести «Очарованный странник» Иван Флягин с его глубокой верой в Бога и последним самоотверженным «очарованием» – «помереть за народ»; безымянный левша с молоточком в левой руке, стальными тисочками да тульским самоваром – символ талантливости и патриотизма русского народа («Сказ о тульском косом левше и о стальной блохе»); взыскующие и «чающие движения воды» русские богоносцы – священнослужители (роман-хроника «Соборяне»).
Вижу, что для моих юных земляков это открытие. В лучшем случае из лесковских произведений они знают только «Левшу», да и то по «мультику», и лишь пресловутая стальная блоха «выпрыгнула» на поверхность сознания, когда зашла речь о произведениях Лескова. Едва ли не впервые услышали молодые люди о своём родном писателе, который противопоставлял «законникам разноглагольного закона» – с его двусмысленностями, крючкотворством и казуистикой – «того, который дал нам глаголы вечной жизни» и неумирающей правды. Так «мимо текущий лик земной» соотносится с вечным, непреходящим.
Уместно припомнить здесь слова Василия Макаровича Шукшина, когда устами одного из своих героев он с жаром призывал: «Лескова, Лескова читать надо!» Как у «каждого свой Пушкин», так у каждого – свой Лесков. Его неповторимый, мудрый и духовно просветляющий мир даже в неподготовленном читателе зажжёт «искру разумения о смысле жизни», в чём и видел свою главную творческую задачу Лесков.
«Рука, протянутая к человеку»
В противовес сегодняшней всеобщей жажде наживы и продажности, «замечаемому ныне чрезмерному усилению в нашем обществе холодного и бесстрастного эгоизма и безучастия», как говорил писатель, в его рассказах о праведниках показаны «отрадные явления русской жизни», «сердца», что «были немножко потеплее и души поучастливее». По словам другого нашего замечательного земляка Бориса Константиновича Зайцева, жизнь лесковских героев-праведников – это «рука, протянутая человеком к человеку во имя Бога».
Наличие праведников, которых Лесков разыскивал на протяжении всего творческого пути и среди священников, и среди мирян – среди всех сословий и социальных групп российского общества, – давало повод для оптимизма, оправдания Руси. Однако же в «банковый период» ситуация обострялась тем, что святые порывы лесковских героев не могли кардинально изменить «безбожную» действительность. Вот почему в последние годы жизни писатель обратился к обличительному, остро сатирическому ее изображению. «Мои последние произведения о русском обществе весьма жестоки, – говорил автор. – Эти вещи не нравятся публике за цинизм и простоту. Да я и не хочу нравится публике. Пусть она хоть давится моими рассказами, да читает. <…> Я хочу бичевать ее и мучить». Это целительное бичевание в атмосфере полнейшего цинизма и нравственной индифферентности сродни тому бичеванию, которым Христос изгонял торгующих из храма. Религиозно-нравственная позиция Лескова выливается в проповедническое душеспасительное наставничество: «Чистая совесть где хотите покажет Бога, а ложь где хотите удалит от Бога. Никого не бойтесь и ни для чего не лгите».
В лесковской сказке «Час воли Божией» (1890), в которой Л.Н. Толстой обнаружил даже «избыток таланта», в аллегорической форме выражена «изумительная мысль». Ядро сюжета составляет триединая загадка: «какой час важнее всех <…> какой человек нужнее всех <…> какое дело дороже всех». Разгадывает «премудрость» девица-праведница – «чистая жалостница, которая всех равно сожалеет». Смысл разгадки тот же, что изложен во всей системе лесковского творчества, – необходимость деятельного добра, праведничества – именно в «теперешний час».
И все же последние произведения Лескова: «Умершее сословие», «Полунощники», «Юдоль», «Импровизаторы», «Загон», «Продукт природы», «Зимний день», «Дама и фефёла», «Административная грация» и другие, полные ужаса, горечи и сарказма, освещаются изнутри светом Христовой истины, согреваются «скрытой теплотой» (так называлась одна из поздних статей писателя с эпиграфом: «Скрытая теплота не поддаётся измерению»). Усиление социально-критического пафоса поздних лесковских рассказов и повестей связано прежде всего с созидательным «стремлением к высшему идеалу».
Писатель «непостыдной совести»
В «загоне» земной жизни Лесков ощущал настоятельную необходимость позитивных начал. Он выстраивал свою художественную модель мира: путь от злобы, богоотступничества, предательства, духовно-нравст-венного разложения, распада человеческих связей – к искуплению греха через покаяние и деятельное добро, следование идеалам Евангелия и завету Христа: «Иди и впредь не греши» (Ин. 8: 11), к единению «во имя всех создавшего Бога».
Писатель «непостыдной совести», Лесков горячо желал видеть свою Родину «ближе к добру, к свету познания и к правде». Он не подчинялся никаким партийным давлениям, отказываясь «с притворным смирением нести мишурные шнуры чьего бы то ни было направленского штандарта». Лесковское понимание истины – в «раскрытии сердца», «просветлении духа», «отверзании разумения».
В последние годы жизни писатель был склонен «заглядывать за край того видимого пространства, которое мы уже достаточно исходили своими ногами», и говорил о себе: «Всё чувствую, как будто ухожу»…
«Распряжки», как он называл смерть, и «вывода из оглобель» Лесков не страшился: «Может быть, так легко выпряжешься, что и не заметишь, куда оглобли свалятся». Писатель имел «ясную веру в нескончаемость жизни». «Думаю и верю, что «весь я не умру», – размышлял он за год до кончины, – но какая-то духовная постать уйдёт из тела и будет продолжать вечную жизнь».
Жизнь писателя – в его книгах. Он живёт с нами; честным, одухотворённым словом продолжает служить Родине. Только нужно желание и способность это слово услышать.
Загрузка ...