Государство и отечество

2019-02-18

Автор: Владимир Ермаков

Век изоврался, мир извратился. По мере того как информационное пространство все в большей степени заполняется ложью, в общественном сознании остается все меньше и меньше места для правды. И вот ведь какой парадокс: когда кривда утверждается в статусе правды, система власти, развращенная безответственностью и разъеденная безнаказанностью, теряет контроль над действительностью. В действительности происходит то, что не нравится никому – даже тем, кто это делает. Это, ясен пень, кончается очень плохо. Или еще хуже.



Поэт Булат Окуджава свое понимание исторических кризисов изложил в коротком стихотворении, в котором предложил свою версию причинно-следственных связей судьбы страны с правдой жизни:

Вселенский опыт говорит,
что погибают царства
не оттого, что тяжек быт
или страшны мытарства.
А погибают оттого
(и тем больней, чем дольше),
что люди царства своего
не уважают больше.

Больше всего люди не уважают власть за ложь, покрывающую подлость. Если правительство решает проблемы, порожденные коррумпированностью и некомпетентностью номенклатуры, за счет населения, его рейтинг опускается ниже критической черты. Когда власть уверяет народ, что обделяет бедных и наделяет богатых не корысти ради, а по государственной необходимости, уважение к власти исчезает со скоростью, опережающей снижение уровня жизни. И никакие пафосные апелляции к патриотизму не могут вернуть доверия руководству, злоупотребляющему доверием.

Как уверяет правительство, инфляция в минувшем году составила 4,2 процента, уложившись в предельное значение прогноза. Встает вопрос: можно ли доверять статистике? Как ни лукавь, а здравый смысл обмануть трудно: статистика и прагматика решительно не сходятся в выводах. Что бы ни утверждал Госкомстат, а в новом году на каждую тысячу рублей россиянин сможет купить намного меньше товаров и услуг, чем в старом. И как ни старайся власть, сводя баланс с положительными результатами, внушить оптимизм тому, кто с трудом сводит концы с концами, фарисейская цифирь не в силах убедить голодного, что в среднем по стране он насытился.
Чтобы скрыть тенденцию к обнищанию масс и тем самым сгладить ожесточение народа, Госкомстат намерен изменить методику расчета бедности. Не стоит сомневаться – те, кому это будет поручено, посчитают все удобным для власти образом. Как в известном анекдоте из героической жизни менеджеров. Фирма ищет главного бухгалтера. На собеседовании задается только один вопрос: сколько будет дважды два? Понятное дело, все отвечают как должно. И только один отвечает как нужно: а сколько надо? Он-то и получает работу… Видимо, в органах статистики все сотрудники в обязательном порядке проходят этот тест.
Если составить сводную таблицу всех платежей, коими обложено наше существование, станет понятно, на чем основана наша как бы либеральная социально-экономическая система. Богатая правящая элита, присвоившая ресурсы страны и захватившая институты власти, чтобы обеспечить дальнейший рост собственного благосостояния, изыскивает резервы финансирования приватизированного чиновниками государства по тощим кошелькам бедных людей, а затем заново (непосредственно или опосредованно) разворовывает бюджет по всем статьям.
Государственная стратегия, которой руководствуется правительство, может быть сформулирована как социально-экономическая теория следующим образом. (Перед прочтением следующей фразы следует сосредоточиться.) Основное богатство страны – люди, поэтому все параметры человеческого существования должны быть монетизированы; в связи с тем, что интенсивное развитие существующего порядка требует экстенсивного увеличения расходов на его обслуживание, за возможность жить в цивилизованной стране человек должен платить государству все больше и больше, потому что содержание государства обходится все дороже и дороже, поскольку функции управления все сложнее и сложнее, так как обеспечивать благосостояние населения все труднее и труднее, и надо постоянно расширять административный аппарат, чтобы наращивать усилия по совершенствованию сложившейся социально-экономической системы, а для этого надо отчуждать в пользу правящего класса все больше и больше из добавленной стоимости валового внутреннего продукта за счет косвенной конфискации той доли трудовых доходов населения, которая не является жизненно необходимой… (Если вы одолели эту фразу и вникли в ее логику, я вами восхищаюсь; сам я сумел ее выстроить, но понять не смог.)

Однако вернемся в тему. Как ни нагнетай державный пафос, а жизненной правды не скроешь. Факты – упрямая вещь. А факты свидетельствуют, что правящая элита не является национальной, поскольку ее интересы решительно расходятся с интересами народа. Как ни старается государственная пропаганда поддержать авторитет правительства, ей не удается (и не удастся) выдать видимость за действительность. Все, у кого есть здравый ум, гражданская честь и живая совесть, ясно понимают разницу между тем, что видят своими глазами, и тем, как это показывают в телевизоре. Эта разница – граница между отечеством и государством. Власть и народ оказываются по разные стороны виртуальной внутренней границы.
Многое из того, что творится в государстве, отечеству выходит боком. Власть как таковая занята укреплением режима власти; кажется, что цель власть имущих – превратить страну в крепость и установить в ней крепостное право. В этом направлении сделано немало, однако общий результат усилий более чем сомнителен. Президент сосредоточен на защите суверенности от угрозы извне, в то время как коррупция в системе управления разрушает государственность изнутри. Парламент принимает закон за законом, чтобы поднять средний уровень жизни в стране, а разрыв между доходами народных избранников и рядовых избирателей увеличивается из года в год в арифметической прогрессии. Правительство, независимое от общественного мнения, по своему усмотрению решает все вопросы – и решительно ни за что не отвечает. Планируется хорошо, а получается худо. Не иначе как черт путает благие намерения правительства с корыстными интересами чиновничества. Как это получается, ни один из системных аналитиков вам не скажет… чтобы не потерять своего злачного места в системе. Поэтому подведенные итоги поддерживают уверенность руководства в своем высоком достоинстве. Общий вывод идеологии, легко преодолевающий всякие сомнения, сформулировал Виктор Черномырдин: курс у нас один – правильный.
Но что бы ни утверждали идеологи, страна, разделенная на государство и отечество, потеряет место в истории. Ибо сказано: Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то (Евангелие от Марка: 3; 24).
Первый признак того, что царство больше не пользуется уважением людей, которые в нем проживают, – власть принимает закон об ответственности за проявление неуважения к власти. Что характерно, этот законопроект продвигается через комитет Государственной Думы по безопасности и (обратите внимание!) противодействию коррупции… Параллельно (что символично) через тот же комитет продвигается закон об освобождении от наказания за вынужденную коррупцию. Незамысловатый смысл нового закона можно свести к ироническому парадоксу Жванецкого: если чего-то нельзя, но очень хочется, то можно. Может ли такое быть? Вполне. У нас и не такое быть может…

Как некогда сказал Тютчев, умом Россию не понять, аршином общим не измерить. Достоевский добавил: евклидовым умом. А Черномырдин закрыл тему: Здесь вам не тут! Запер смысл на парадокс и ключ выбросил. Так вот и идет жизнь в некотором царстве: странно. Чтобы можно было хоть как-то сводить концы с концами, на всей подведомственной территории (бескрайнем просторе беспредельной власти) в явочном порядке введена неэвклидова геометрия; через две точки можно провести сколько угодно прямых (согласованных с органами государственного надзора), а параллельные линии запросто пересекутся в любом нужном вам месте (за соответствующую мзду ответственному чиновнику департамента развития траекторий).
Между государством и отечеством заколдованные законодательные дебри. Кто следует закону, заблудится в трех соснах. Кто хочет дойти до правды, должен идти туда, не знаю куда, и принести то, не знаю что. Так было от века, так осталось поныне. Будет ли так и впредь? – Русь, куда ж несешься ты? – воззвал Гоголь в первом томе «Мертвых душ», вглядываясь в историческую перспективу российской государственности. Куда кривая вывезет! – ответила Русь, лихо махнув рукой в туманные дали. Когда же мистическому прозрению Гоголя представилось прекрасное далеко, лежащее в конце кривой… перо классика дрогнуло и выпало из руки. Он понял, что написать второй том своего великого романа не сможет. Да и не захочет. Такую виртуальную реальность пусть описывают Пелевин и Сорокин, а меня увольте, – с горечью подумал Гоголь. И умер, отравленный этой горечью.

Эту критику неразумной действительности, ставшую главным направлением русской идеи, можно бесконечно расширять, включая в нее практически все аспекты нашей действительности. Все, что имеет место быть, может быть оспорено, осмеяно и обругано. Кажется, по всей Святой Руси не осталось ничего святого. Ничего, во что можно верить безоговорочно. Вплоть до самой веры. В торжествующей церкви много званных, но мало избранных; искушенная властью и наделенная собственностью, РПЦ как религиозная организация больше принадлежит государству, чем надлежит отечеству.
В начале русской идеи, как бы она ни видоизменялась в веках, лежит «Слово о законе и благодати», написанное тысячу лет назад митрополитом Иларионом. В этом назидательном тексте целеполагающим принципом государственности явлена сакральная связь законности и праведности. Если право не властно над правящими – власть не вправе требовать к себе уважения. Речь митрополита была обращена к великому князю Ярославу Мудрому. И была принята им во внимание при составлении «Русской Правды», первой конституции русского государства. Трудно представить, чтобы в наши дни патриарх обращался к главе государства с поучением о благе народа, а не прошением о поблажках церкви. Неудивительно, что авторитет духовной власти падает так же неуклонно, как и светской. Прежде чем целить духовные язвы народа, – врачу, исцелись сам…

На что же нам надеяться, если нынешнее положение вещей оставляет желать лучшего, но не дает возможности исполнить это желание в надлежащем порядке? Поэт Давид Самойлов, пытаясь понять причинность русской истории, пришел к малоутешительному выводу: В России, непостижимо как, из дурного образуется хорошее, а из хорошего скверное. Видимо, так. Так в прошлом веке незаметно для современников в Стране Советов прогнил и рухнул социалистический строй, обещавший лучшее будущее. Так в нашем времени незаметно для поколения, выросшего при суверенной демократии, вся власть сосредоточилась в руках чиновного класса, полагающего страну своим нераздельным владением. Повернув ход событий от одного будущего к другому, страна по уши увязла в настоящем. Здесь вам не тут. То, что было хорошо, стало худо. Теперь надо сызнова ждать, когда под давлением обстоятельств вектор истории повернется в лучшую сторону.
Необходимым и достаточным условием исторического поворота будет не смена конституции (она у нас не хуже, чем у других), а смена государственной парадигмы: отречение от культа рыночной экономики и возвращение к проекту социального государства. Единственно, при этом надо соблюсти правило, выведенное из горького опыта: изгоняя из правительства провокаторов, нельзя отдавать освободившиеся места большевикам; ни циники, ни фанатики не могут определять социально-экономическую стратегию государства, совпадающего в границах с отечеством.
Рано или поздно страна, чтобы сохранить целостность, должна будет перезагрузить систему государства. Как это произойдет, предсказать невозможно. Несомненно одно: процесс перемен будет тем болезненней, чем дольше правящая элита, благоденствующая за счет неправедных дел, будет упорствовать в своем нежелании вернуть народу хотя бы часть своего воровского счастья.