Автор: Владимир Ермаков
Из всех классиков, составляющих первый ряд русской литературы, Тургенев, наверное, самый хрестоматийный. Перелистывая страницы его книг, мы как будто навещаем родные места, где все знакомо и все любимо – и утро туманное, и небо широкое, и время былое. Правда, перечитываем Тургенева мы не так часто, как следовало бы для обновления оскудевших чувств. Отложившиеся в долгой памяти впечатления от некогда прочитанного большей частью удовлетворяют наш непосредственный интерес к русской классике. Мы знаем, что вправе гордиться своими писателями, и охотно это делаем при каждом подходящем случае. Почему бы и нет? гордиться не трудиться – особо напрягаться для этого не приходится… Двухсотлетний юбилей Ивана Сергеевича Тургенева тому еще одно свидетельство.
Спроси любого орловца, знает ли он, любит ли он тургеневскую прозу, и всякий ответит – а как же! Но если разговор пойдет дальше, порой услышишь такую околесицу, что усомнишься, право, читал ли собеседник что-либо тургеневское, кроме «Муму». Однако пиетет к имени знаменитого земляка объединяет нас в лучших чувствах…
В литературоведении есть такое понятие – собирательный образ. Это значит, что в характере героя автор являет черты, выражающие некоторую характеристику времени. Скажем, в образе Евгения Базарова Тургенев представил явление эмпириокритицизма в убеждениях передовых русских людей, а в образе Павла Кирсанова показал моральную уязвимость праздного идеализма. Но если повернуть вектор литературоведческого термина, обратив его от условности персонажей к безусловности автора, прежнее понятие можно наделить иным значением: сам Тургенев стал в общественном сознании собирательным образом, поскольку в нераздельном и неслиянном существовании творца и его творений мы находим нечто общее для нас всех, проходящее поверх раздоров. Его почитателей сводит воедино некое избирательное сродство, особо значимое для жителей города О. Гений места, Тургенев собирает разрозненное множество орловцев, по жизни разделенных взглядами и интересами, в некую локальную общность, которой присущи внутренние установки хорошего общества.
Рассуждая далее, можно сказать, что Иван Тургенев – собирательный образ гражданского мужества и личного достоинства – в той же степени, как Иван Грозный – олицетворенный символ государственного самодурства и народного покорства. Стоит вспомнить, как позорная история с насильственным установлением в Орле памятника одиозному царю разделила орловцев, взбаламутив наши мелкие воды долгой склокой. Опричные взяли верх над земскими, и памятник тирану стал монументальным оскорблением нашего гражданского чувства; будем надеяться, что он сделан так же скверно, как и многое другое, что натворил в Орле прежний губернатор, и потому долго не простоит – во благовременье сверзится с пьедестала. А память о Тургеневе будет из века в век служить укреплению нашей национальной идентичности.
Обобщая сказанное, определим собирательный образ как синтез всех возможных значений большого человеческого события, общий смысл которого сближает народы и соединяет времена. Таков Тургенев.
Самое цитируемое в отечестве произведение Тургенева – стихотворение в прозе, одноименное с учебником: «Русский язык». Его легко привести целиком; вот оно: Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!
Что замечательно, месседж текста выражен не прямо, а опосредованно. Тургенев, диалектик гегелевской школы, выражает убеждение в величии русской идеи не через утверждение, а через отрицание отрицания: минус на минус дают плюс. Семантика высказывания ведет к пониманию, что величие само собой не случается – к лучшему будущему следует идти, преодолевая отчаяние от настоящего. Написано как обещание современникам – а читается как обращение к нам.
Так же актуальна для нас контроверза идеализма и нигилизма в конфликте традиционности и прогрессивности. В споре Базарова и Кирсанова неправы оба: любая идея, уходящая от реальности, в логическом пределе теряет собственный смысл. Предел Базарова – голая правда, оскорбительная в своей наглой наготе и потому обидная душе. Предел Кирсанова – ложь во спасение, обряженная в мантию прописной истины – и потому противная уму. Перспектива обеих идеологий – тупик: замкнутый круг умозрительного ристалища, в котором непримиримые противники продолжают безнадежное сражение. Кто сегодня в центре конфликта отцов и детей? Если снять покровы времени, обнаружатся те же типологические персонажи: люди сервильные и люди строптивые. Духовные наследники Кирсанова, ставшие моральной опорой номенклатурного самовластия, одурманивающего общественное сознание державной риторикой. Идейные потомки Базарова, составившие протестную среду несистемной оппозиции, подменяющую общественную работу тотальной критикой. И те, и другие, конечно же, читали Тургенева, но мимо смысла – с вялым сердцем и ленивым умом.
Обобщенный образ Тургенева стал идеальным залогом, которым можно покрыть недостачу вечных ценностей в общественном сознании нашего времени. Тем и хороша классика, что ее можно толковать на свой лад и в свою пользу; классик, замурованный в мемориал, возразить не сможет…
Реальный Тургенев, окажись он в центре событий настоящего времени, в силу своего здравомыслия оказался бы лишним человеком, чужим и ненужным. Его, агностика и скептика, дискредитировали и третировали бы и фанатики, и циники, то есть подавляющее большинство нынешних общественных деятелей. А мастера художественного эпатажа нашли бы в нем поживу. Представляя современную культурную ситуацию, легко вообразить спектакль по мотивам романа «Отцы и дети», в котором крутой пацан Евгений Базаров отвергает любовные домогательства Аркадия Кирсанова и устраивает разборку с его дядей, а нагая Одинцова гоняется по сцене за голой Фенечкой, чтобы склонить ее к лесбийской любви. Полный абзац! – и полный аншлаг…
Хуже бесстыдного извращения разве что бездарное подражание. Когда самодовольные пустословы возлагают к стопам классика засохшие цветы красноречия, остается только печалиться, вспоминая о том, как хороши, как свежи были фразы, явившие отечественному читателю прелесть тургеневского стиля. Эпигоны Тургенева сделали все возможное, чтобы развести явленный в нем здравый смысл до банальности, а созданный им литературный стиль довести до пошлости. Имя им – легион…
Может, и хорошо, что масштаб юбилейных торжеств оказался намного скромнее обещанного – меньше урона нанесено тургеневскому образу.
Празднование двухсотлетнего юбилея Тургенева в Орле завершилось парадным смотром общественности, назначенным на день его рождения. В тот же день открылась Всероссийская художественная выставка «Образ Родины», посвященная великому орловцу. Культурные учреждения города подготовили и провели столько специальных мероприятий, что на все недостало посетителей. Регламент праздника был соблюден. Но не более того. Закрывая тему, информационное агентство «Орловские новости» поинтересовалось общественным мнением по поводу успешности юбилейной кампании. Общий вывод: ожидания не оправдались.
Вице-спикер областного Совета Михаил Вдовин заявил, что ожидал большего. Я не понимаю, куда делся грандиозный план 200-летия Тургенева, который мы обсуждали… Это высказывание следует понимать так, что ответственные лица задались вопросом, кто несет ответственность за то, что случилось не так, как планировалось. Вопрос, конечно, интересный… Может быть, в ответе краткосрочный советник губернатора Юрий Грымов? Режиссер столичного значения, автор кино про Муму, облеченный надлежащими полномочиями, пообещал вытянуть юбилейное дело на мировой уровень; взялся за гуж, дернул-подернул… но, поскольку дело само не пошло, париться не стал: попиарился и испарился. Оставшиеся члены оргкомитета к согласию, очевидно, не пришли. Прения между идеалистами и нигилистами относительно того, что можно и нужно сделать во славу писателя на благо читателей, свелись к препирательствам. Риторика и критика очередной раз не нашли общего языка.
Дизайнер Виктор Панков, лидер эстетической оппозиции господствующему дискурсу, оценивая происходящее в городе с точки зрения постороннего наблюдателя, ни одно из проведенных мероприятий не одобрил в принципе, особо выделив неодобрением фестиваль «Мода на русское»; по его мнению, это вообще бессмыслица и оксюморон, потому что Тургенев никогда не смаковал русское… Странно как-то слышать; разве “русское” бланманже какое, чтобы его смаковать? А фестиваль, если судить без предвзятости, имел резон в себе и резонанс в городе. Возражая недоброжелателям, Елена Шарёнкова, директор фонда «Культурное движение», особо отметила, что, несмотря на трудности, праздник состоялся: это самый большой вклад, который фонд мог бы внести в эту дату. И в самом деле: если кто мог сделать лучше, что ж воздержался? Многие другие благие намерения, заявленные энтузиастами, дальше заявлений не пошли…
В полном довольстве от юбилейных торжеств разве что видный общественный деятель Виктор Ливцов, коему глубокое удовлетворение свойственно по душевной близости к власти предержащей: Видно, как благоустраиваются литературные места, выставляются новые экспозиции музеев, проходят конференции, издаются книги… По мне, юбилей Тургенева – это еще один повод осмыслить себя в Орле и Орел в своем сердце. Ох уж эти казенные энтузиасты! услышь сие Иван Сергеевич, сказал бы то же, что написал некогда одному своему корреспонденту: Бойся риторики, дружок мой, да красного слова! Оно почти всегда ложно.
Подводя итоги юбилейной кампании, следует (с сожалением) признать, что Иван Сергеевич Тургенев как инвестор символического капитала не оправдал ожиданий наших менеджеров. Маркетинговый бренд “Тургенев”, несмотря на активное продвижение на внутреннем рынке, не слишком поднял конкурентный рейтинг области в соревновании регионов. Но как собирательный образ Тургенев навсегда останется гением места, в котором нам выпало нелегкое счастье быть… пусть не заодно, но хотя бы вместе.
Во всяком случае, во всех внутренних спорах образ Тургенева, явившего в своем творчестве классический образец гармонии слова и мысли, остается залогом возможности договориться. В той рискованной круговерти, в которую втягивает россиян политика, толкающая людей на крайности, креативная энергия русского языка является великой и могучей жизненной силой – не центробежной, а центростремительной. В истории российской цивилизации родная литература – идейное и нравственное преодоление злой доли, выпавшей народу. Так что будем читать и перечитывать отечественную классику. Чтобы не впасть в отчаяние при виде того, что творят в отечестве те, кто ее не читает.
Жаль, что символический потенциал юбилея не реализован; жаль, что сакральный ресурс речи растрачен на пустословие. Как хороши, как свежи были розы, возложенные почтенными отцами города и его трудными детьми к постаменту памятника великому земляку! Увы! напрасные розы завяли на следующий день, а настырные лопухи, которыми из года в год зарастает народная тропа, весной снова украсят пустырь, окружающий руины дома Лизы Калитиной.
И все же надо быть уверенными, что далеко не весь наш культурный ресурс израсходован на юбилейные торжества; в грядущие годы тургеневская тема будет нарастать новыми и новыми вариациями. Как бы ни иронизировали насмешники по поводу нашего ностальгического логоцентризма, литературный фактор из местного патриотизма не вычесть. Как бы ни складывались обстоятельства места и времени, хронотоп Орла, в центре которого стоит собирательный образ Тургенева, остается неповрежденным.
Поэтическое переживание орловской особости лучше всего выражается в элегической форме. Видимо, оттого в нашем городе так много поэтов, хороших и разных. Вот и я, принадлежа к тому же разряду особенных людей, не удержался от искушения завершить рассуждение на актуальную тему цитатой из собственного стихотворения:
За мною довольно всякого,
но совесть моя чиста;
я роюсь в анналах памяти,
по строчке перебирая, –
как будто читаю рукопись
с попорченного листа…
Наверное, это топос
литературного края.
Наверное, где-то иначе.
Не знаю. Но здесь мой дом,
и годы не давят на душу
неодолимым грузом,
когда луна прохлаждается
над Дворянским гнездом,
и сквозь кисейные сумерки
проходит юная муза.
Загрузка ...