Кто в ответе за Муму?

2018-11-29

Автор: Владимир Ермаков

В афише культурных событий, имеющих целью вызволить орловцев из осенней пассивности, одно было особенным: в клубе «Герц» прошло мероприятие под названием «Рок в защиту животных». Все вырученные средства пойдут на лечение и стерилизацию бездомных животных, – так, предельно прагматично, определила благородную цель акции ведущая вечера Виталия Румянцева. (Ее напарник по кличке Аркадий одобрительно кивнул головой.) Милосердная сестра братьев наших меньших, организатор общественного объединения «Кот и пес», Виталия делает все возможное и невозможное, чтобы поправить репутацию homo sapiens в той части животного царства, что непосредственно соприкасается с человеческим обществом. Этот благотворительный фестиваль – ее рук дело.



Следует сразу сказать, что за шесть часов фестиваля ни один участник не заскучал. И во время его проведения ни одно животное не пострадало. Наоборот, всем заинтересованным лицам (и мордам) от общего дела вышла непосредственная польза. А некоторые испытали чувство глубокого удовлетворения. – Нам с Аркадием очень понравилось быть ТВ­звездами, – прокомментировала Виталия в Facebook’е впечатление ведущих от праздника. (На вопрос о породе Аркадия ответила коротко: мама – ши­тцу, папа – подлец; пес такой симпатичный, что нет сомнений – пошел в маму.)
На необыкновенный концерт собрались рокеры, байкеры и просто люди, намеренные совместить приятное с полезным. На насущные нужды зверей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации, доброхоты пожертвовали некоторую сумму денег. По большому счету не слишком много, но общественному объединению «Кот и пес» ни один рубль не будет лишним. Группа помощи бездомным животным образовалась в 2010 году. Поначалу волонтеров было мало. Теперь их больше, но все равно слишком мало, чтобы решить проблему, от решения которой уклоняется власть. Но важно, что они есть. За фактически десять лет сердобольные люди спасли тысячи несчастных зверей, потерявших место в биоценозе и не нашедших места в социуме.

• Каждая беспризорная собака – реинкарнация Муму. В глазах бездомного пса, еще не утратившего веру в человека, смертельная тоска по Герасиму…

В течение жизни, мне, к счастью, довелось делить хлеб насущный с домашними животными – собаками и кошками. Маленьким я совершенно не боялся собак и, к ужасу матери, приводил домой бродячих псов выше себя ростом. Позже стал относиться к ним без прежней фамильярности – после того как в гостях у приятеля меня цапнула за щиколотку собачонка вздорного нрава. Я изумился, а приятель испугался. И попросил не выдавать его шавку, свалив укус на уличного пса. Мать, услышав данную версию, немедленно отвела меня в поликлинику. Врач назначил уколы от бешенства. Числом сорок. В живот. Я раскололся на третьем уколе… Меня, конечно, отругали за вранье. Но зато отец решил завести свою собаку, чтобы я не якшался с чужими.
В те годы мы жили в городе Собинка Владимирской области. Там к нашему двору прибилась дворняга по кличке Джек. Добродушная и доверчивая, ничья собака стала нашей. Однажды она исчезла. Через какое­то время кто­то из соседей сказал, что ее голову нашли на помойке возле барака, где жили темные люди, выселенные из столицы… Потом была лайка по кличке Каро. Она погибла как Анна Каренина. На железнодорожной станции отец перешел на другую сторону платформы, а собака забегалась и замешкалась; когда она увидела, что проходящий поезд вот­вот отделит ее от отца, бросилась под паровоз… Третья, овчарка Альма, стала жертвой своей натуры: у собаки оказался сильный охотничий инстинкт, и она повадилась душить чужих кур и гонять соседских кошек; из­за претензий владельцев Альму пришлось отправить на поселение к знакомому леснику. Больше собак отец не заводил – не хотел быть в ответе.
Но без животных в доме чего­то недоставало. Однажды (мы жили тогда в городе Болхове) отец подобрал на улице кошку. Мать энтузиазма не выразила. Видя, как отец заискивает перед матерью, уговаривая приютить сироту, хитрая зверушка сообразила, кто в доме главный, тихонечко подошла к матери, сказала мррр и потерлась щекой о щиколотку. Вопрос о прописке был решен. Кошку назвали Софи Лорен – по причине внешней схожести: треугольная мордочка, раскосые глаза с опасным взглядом, тонкий стан, трехцветный мех… в общем, королева кошачьей красоты. Что в редкость среди красавиц, умна была необычайно. Привязавшись к хозяйке дома, Софи с ходу угадывала ее душевное расположение. Если мать была не в духе, кошки как будто в доме не было. Если же мать была в хорошем настроении, Софи не отходила от нее ни на шаг. И даже провожала на работу – до моста через реку. Потом гуляла сама по себе. А в конце рабочего дня подходила на то же место, чтобы довести мать до дома. Жила она у нас долго и счастливо. Другой кошки родители заводить не стали. Но так вышло, что через много лет по житейским обстоятельствам мне пришлось поселить у них своего кота по кличке Плейбой.
Прозвание свое он получил за врожденную элегантность; кот родился, фигурально говоря, не в рубашке, а в черном фраке с белой манишкой и в белых носочках. В начале жизни Плейбой был совершенно домашним существом, к борьбе за существование явно неприспособленным. Пока однажды, по нашему недосмотру, не сбежал из дома и не потерялся в окрестных дворах. Вернулся кот только через месяц. Но это был уже не наш кот. Сначала он в грубой форме потребовал жратвы. Потом завалился спать. Три дня жрал и дрых, дрых и жрал. Затем, отъевшись и отоспавшись, даже не поговорив с нами, велел выпустить его на улицу. Во дворе кот стал вести себя как вор в законе; кто не признавал его авторитет, драл без пощады. Пошли жалобы. Мы не могли нести ответственность за его безобразия, и потому приговорили к ссылке – отправили из Орла в Болхов, на перевоспитание к моим родителям; если уж они меня сумели научить уму­разуму, может, и с ним справятся. Кот родителям понравился. А ему понравился Болхов: на сотни метров кругом дворы, окруженные заборами и садами. Плейбой решил, что это его феодальное владение. Со всеми владетельными правами, включая право первой ночи… С тех пор прошло много лет. В Болхове многое переменилось. Людей стало меньше. А кошек не убавилось. И чем ближе подходишь к тому двору, где в оные дни была резиденция Плейбоя, тем больше по пути черных котов с белой манишкой и в белых носочках…
Следующего зверя, ставшего нашим, звали Чарли. Кот сиамской породы, он жил с нами шестнадцать долгих лет. Счастливо ли? Как сказать… Жизнь обманула все его ожидания. В ней не было ни страстных ночей на лунных крышах, ни яростных разборок в темных переулках, ни опасных похождений в чужих садах… ничего из того, что составляет полноценную кошачью биографию. Круг кошачьих интересов вынужденно ограничивался входной дверью. С годами в его складе ума развился фатализм стоического толка. Если можно было бы вызнать его мнение о жизни, наверное, он согласился бы с меланхолической сентенцией поэта Владимира Кострова: Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова. Так что живи как можешь – и сколько сможешь. Как он прощался с нами, когда понял, что пришла его пора! Последние дни кот не отходил от нас, а накануне смерти весь вечер лез на руки, тянулся исхудавшей мордой к лицу, смотрел в глаза и – мурлыкал! Пел и пел непрерывную кошачью песню, словно прощал и утешал. Вспоминая о нем, я думаю, что виноват перед ним. Хотя – как знать? Может быть, он нашел смысл своей жизни в том, чтобы скрашивать нашу. Он приручил нас – и до самого конца чувствовал себя за нас в ответе…

Общественная жизнь разумных животных вида homo sapiens, если судить ее с отстраненной точки зрения, вызывает серьезные сомнения: так ли уж люди разумны, как думают о себе? Поэт Ольга Седакова, сравнивая человеческие обычаи со звериными нравами, усматривает в системе природы (биоценозе) предустановленную гармонию, отсутствующую в социальной системе (социуме): Из мира цивилизованного одичания обиход зверей представляется возвышенным. Конечно, прогресс вносит в тему человеческого зверства некоторые коррективы. Еще в XVIII веке просвещенные европейцы устраивали потехи ради публичные казни животных (см.: Р. Дарнтон «Великое кошачье побоище»); теперь жестокое обращение с животными уголовно наказуемо.
Цивилизованным людям Новейшего времени свойственно хорошее отношение к животным. Журналист Всеволод Овчинников в книге «Корни дуба» вспоминает, как в одном английском доме его подвергли остракизму за то, что он вежливо снял с кресла пригревшегося кота, чтобы сесть самому… Немцы в этом плане еще цивилизованнее. Писатель Эрнст Юнгер в дневнике 1942 года записал негативное мнение немецкого обывателя о русских, пригнанных в Германию на каторжные работы: – Сволочи они все! Отнимают еду у собак… (Записано дословно, отмечает Юнгер).
Да, наши люди не отличаются сентиментальностью. Может быть, Анна Ахматова была права, утверждая, что в мире нет людей бесслезней, надменнее и проще нас… А все же пленным немцам, работающим на восстановлении разрушенного ими Орла, отнимать еду у собак, чтобы выжить самим, не приходилось; более того, сердобольные русские женщины, улучив случай, совали несчастным нибелунгам горбушки хлеба, оторванные от своего скудного рациона, – и охрана отводила глаза. Однако горя вокруг было столько, что на все сердца не хватало. На бездомных собак обездоленным людям жалости почти не оставалось.

Теперь, что ни говори, людям живется легче. И животным тоже. Даже бесхозным – тем, которые худо­бедно обустроились в местах общего пользования. Так, черный кот, нашедший пристанище на Ленинской улице, вопреки суевериям, стал талисманом места; пропажа кота из виду послужила причиной бойкота кафе, отказавшего ему в виде на жительство.
Некоторых зверей, нашедших убежище на задворках центральных улиц, я знаю в лицо и, проходя, обращаю на них особое внимание; одни, заметив мой интерес, неуверенно машут хвостом; другие как бы невзначай показывают зубы. Мне нравится наблюдать их повадки, в которых сказывается опыт жизни в людях. В порядке иллюстрации – пара заметок на карточках.
• Центральный рынок, утро; местные собаки радостными взмахами хвоста приветствуют торговцев, пришедших первыми. Пока те раскладывают товар, собаки суетятся вокруг, будто работая на подхвате. Потом пристраиваются рядом и ждут, когда им что­нибудь перепадет от хозяйских щедрот. Как правило, что­нибудь перепадает.
• По прибрежному пассажу (три ряда торговых закутков под одной крышей), задрав хвост, неспешно движется рыжий кот, настороженный и настырный одновременно; он поочередно заглядывает в открытые двери – не случится ли пожрать? Зверь скептически оценивает свои шансы. Но духом не падает и хвост не опускает. Ладно, – думает кот, – бывает и хуже…

Автор гениального мультфильма «Сказка сказок» Юрий Норштейн рассказал в интервью, что ему долго не удавалось найти выражение глаз серенького волчка, воплощавшего в своем странном образе экзистенциальную тоску, которой обусловлено наше существование. Пока однажды режиссеру не попала в руки фотография котенка, только что вытащенного из воды: котенок сидит на разъезжающихся лапах, с привязанным к шее булыжником, и один глаз у него горит дьявольским, бешеным огнем, а другой обернут внутрь, будто для него открылась бездна. Был бы жив Мартин Хайдеггер, введший в метафизику понятие Angst (ужас), в этом потустороннем взгляде он смог бы изведать то, что не сумел изъяснить в ста томах своих творений.
По следам тургеневского юбилея вспоминается аналогичная история, послужившая классику сюжетом самого известного его произведения. Автор триллера о Муму, имея в виду цель общественного развития, исподволь наводил читателя на мысль, что в гибели собаки виновато крепостное право. Отчасти так. Но это не весь ответ. Времена одни на всех, а спрос с каждого отдельно. Согласно первому закону Сент­Экзюпери, мы в ответе за тех, кого приручили. Незнание закона не освобождает от ответственности.
По свидетельству Тургенева, совершая ликвидацию собаки, Герасим не глядел на дело рук своих: Он отвернулся, зажмурился и разжал руки…Понятное дело. Если бы у безмолвного и безропотного мужика хватило воли заглянуть в глаза существа, жизнь и смерть которого была в его руках, он пережил бы такой стресс, что, наверное, заговорил бы. И сказал бы себе: эх, мужик! какая же ты сволочь…

Поэт Николай Гумилев, призывая человека быть достойным своего человеческого звания, бросил вызов его мужеству: посмотри в глаза чудовищ… Тому, кто сможет заглянуть в глаза котенка, вытащенного с камнем на шее из темной воды, станет мучительно ясно, что эти чудовища – мы сами.