«Лирика осеннего дождя…»

2018-10-05

Автор: Андрей Шендаков, член Союза писателей России

Среди поэтов не принято объяснять смысл своих стихотворений, но иногда, когда художественный мир автора сложен и многогранен, пару слов сказать все-таки можно. Об этой подборке, чтобы подтолкнуть читателя к правильности восприятия, скажу: стихотворения мои отчасти являются концептуальными метафорами бессмертия, круговорота жизни и смерти. В них одушевлены явления Природы – свет, лучи и пр., потому что лирика (настоящая лирика) дает возможность поэту чувствовать иначе, воспринимать и фиксировать движение высших энергий, энергии Космоса, Всевышнего, дает возможность соприкосновения и общения земных и горних миров. Такова моя лирика. Об остальном размышлять моим читателям…



Лоскутки
I.
Остатки солнечной молвы
теряет дальний переулок:
луч ускользнувший сладок, гулок
в изгибах веток и травы,

в листве, отдавшей изумруд,
где звуки сдержанны и кротки;
на берегу ночные лодки
который год кого-то ждут,

но где истратились они,
пути, застывшие в затоне?..
Природа трепетно в ладони
взяла вечерние огни.

II.
Порою я в себя не верю,
порой не верю и в Тебя,
но с этой ношей в лапы зверю
легко отдаться, не любя;

легко исчезнуть, раствориться
в безликой слякотной толпе:
летит неведомая птица
в закатном солнечном огне;

а между тем, в огне Природы
и в чистой поступи высот
так много скорби и свободы,
что не вмещает небосвод.

III.
Мои небесные святыни:
из тихой заводи глоток,
едва заметный вкус полыни,
в воде застывший поплавок;

рыбак, скамейка над рогозом,
высокий берег, шум берез,
дымок над глинистым откосом,
где дальний свет многоголос;

о ангел, ты велик и славен:
в немом движении реки,
впитав лучи открытых ставен,
твои сложились лоскутки…
Осенняя лирика
I.
Снова ветры свой спор завели,
запах сосен смолист и несладок,
улетели куда-то шмели,
опустели тропинки посадок.

За травой, за штрихами оград,
в зыбком поле, прозрачно-белесом,
воздух солнечный солоноват –
под вселенским распахнутым плесом.

У подножия рощ и полян,
в окнах самого дальнего дома
цвет вечерний глубок и багрян,
ночь неведомой силой ведома…

Наступает незримо печаль,
открывается стылая осень –
и качает небес литораль
бесконечную лунную просинь.

II.
Осенние кроны шуршали,
а души искали родства;
над краем спадающей шали
с тропинки взлетала листва.

И взгляд твой, и к дому ступени –
все выжег опаловый свет;
и теплые лунные тени
искали наш спутанный след.

Под замершей в небе кометой
речные скрипели мостки;
немыслимой осенью этой
мы были впервые близки –

к падению в горние выси,
как пух перелетных зарниц,
как свет, наплывающий к ризе
едва приоткрытых страниц…

* * *
Осень – лирика в легкой тунике
С золотисто-пурпурной каймой,
В каждом тихом серебряном миге
Слышен Космоса вечный прибой.

С каждым шорохом гулко, отлого,
Проплывая над млечной дугой,
Отзывается в сердце тревога
От природы прозрачно-нагой.

В каждом звездном плывущем карате
Поступь Бога: взлетая, сорви…
И так много вокруг благодати,
И так много незримой любви.
Мимолетные дни
Л.Ш.
I.
К сожалению, все мимолетно,
мимолетны секунды и дни.
Все истлеет, истлеют полотна
и знамена. На небо взгляни!..

Видишь эти осенние выси,
острый месяц в янтарном огне?
К этой стылой немыслимой ризе
прикасаются блики на дне.

Это дно – наши горние своды,
наши окна и лики церквей,
из которых исходят народы,
как морозный огонь-суховей.

Так не плачь: как и водится, мимо –
как ни целься! – ударит лоза…
Лишь теченье далекого дыма
возвращают на миг небеса.
II.
… Этот город – осенняя сказка,
этот город – холмов высота:
есть печаль и немного – опаска,
гладь речная вдоль склонов желта;

где церквушек искристые пятна
проплывают: пространство цветет.
По волне воротиться обратно
невозможно, а только – вперед,

чтоб, как лунки, янтарные лики,
напитавшись зеркальной водой,
отражали небес базилики
средь листвы золотисто-седой…

Повторятся великие круги –
можно их бесконечно верстать.
Возвращая земные недуги,
просветляет сердца благодать!
Легенда об отце
Алчная душа всем злым делам начало.
Ж.-Б. Расин (1639–1699)

Один случайный поступок
тянет за собой другой,
другой – следующий, а в конце
возникает закономерность!
Теория Хаоса

Как-то раз, обидевшись на сына,
оказался отче не у дел:
он просил у отрока алтына,
только тот и крохи не имел.

Заругалась бабка на «детину»,
по привычке не вникая в суть,
и забыла выгнать в луг скотину,
и забыла деда помянуть.

От такой неловкой, грустной вести
мать «детины» бросила блины –
и всплакнула о замужней чести,
о смиренном образе жены.

К назиданьям фразы подбирая,
удивлялся даже старый поп.
И случилась Третья мировая,
и свершился огненный потоп.

Потерял отец родного сына,
схоронил неверную жену,
из-за блеска медного алтына
погубил великую страну.

День грядущий был, увы, несветел,
было видно с божьей высоты:
вся планета превратилась в пепел
и в кресты, в могильные кресты.
* * *
… И снова, задумавшись, еду
на склоны цветущих лугов,
где луч по извитому следу
струится – медово-лилов;

где прячут за кронами вязы
испуганно вскрикнувших птиц
и ветер искристые плясы
выводит на гривах зарниц;

где в лозах охотятся цапли
на юрких, игривых мальков,
и звезды, как стылые капли,
пропитаны скрипом мостков;

где прошлое с будущим свито
корнями, как тень у крыльца,
а сквозь травянистое сито
летит – и не меркнет – пыльца;

где вечная смоль мирозданья
в закатном огне холодна;
где бродят живые преданья,
касаясь небесного дна…

* * *
Лирика осеннего дождя,
на душе – покой и благодать:
по траве пожухлой проходя,
продолжаю близких узнавать –

тех, которых нет давно со мной,
тех, в которых солнечная мгла;
их навеки в неземной покой
круговерть земная увела.

Принимая и добро, и зло –
все, что зыбко в этом тихом дне,
окликать ушедших тяжело,
откликаться нелегко вдвойне…

* * *
Едва затеплившись, рассвет
молчит над пойменным туманом,
а в небесах, над млечным станом,
сто тысяч лет, сто тысяч лет

звезда прозрачно-голуба,
хрустальным пологом воздета,
сто миллиардов раз воспета –
Вселенной вечная раба.

О, сколько носишь ты имен,
скитаясь в толще мрака, дыма?
Словами, взглядом опалима;
не я один в твой свет влюблен.

Тебе, тебе я шлю привет,
наш путь покорен и всевышен.
Дрожит на каплях диких вишен,
едва затеплившись, рассвет…