Не сотвори себе… тирана

Автор: Инга Радова, фото Олеси Суровых

14 декабря 2019 года в ОГАТ им. Тургенева состоялась премьера спектакля «Село Степанчиково» по повести Ф.М. Достоевского (режиссер-постановщик Алексей Доронин). Инфантилизм чувств и добро без кулаков, «из грязи в князи» и «не сотвори себе кумира», истоки фанатизма и умение оставаться собой, находясь в толпе, – над этими краеугольными личностными вопросами размышляют создатели спектакля.

Истоки и отзвуки литературного образа

Всматриваясь в образ Фомы Фомича с историко-литературоведческой точки зрения, ловишь себя на ощущении, что вглядываешься в таинственный колодец с темной бездной вод, куда проваливается время, теряется эхо и тонут звезды.

Во-первых, в нелинейном многослойном образе Фомы, как в матрешке, кроется архетип вечного странника. Этот архетип, как литературная матрица, сквозит в Чичикове, неведомо куда мчащемся на лихой птице-тройке в снежную муть, в Бендере, живущем хрустальной мечтой о Рио-де-Жанейро – городе, который никогда не смоет, как родное Гадюкино, в Луке из пьесы «На дне» – в этом воплощении коллизии интерпретаций, когда не ясно, как охарактеризовать человека и понять, что он несет: чудо надежды или губительную ложь во спасение.

Есть в психологической подноготной Фомы, в его жизненном бэкграунде и роль шута: Фома Фомич – бывший слуга-приживала, шут «из хлеба», который добился того, что смог управлять барином. Ему удалось небывалое на Руси: он сломал жестко детерминированную иерархию социальных отношений. Фома, «рожденный ползать», быть вечным шутом, дураком, в прокрустовом ложе российской реальности принужденный быть в пассиве, ныне упивается властью над Степанчиково, и барыне, и мужику навязывает собственную волю, становится блюстителем нравственности, цепко удерживая в руках людские судьбы.

Фома невежественен, вздорен, капризен, страстно властолюбив. Он – зло в обличии добра, фальшивый аскет с бутафорскими веригами несуществующих добродетелей. И, тем не менее, этот условный «Сусанин» ведет, сам не понимая куда, слепо доверившихся ему фанатиков.

Кумира порождает толпа

Все трепещут перед демагогией полуобразованца. Мало того, злого шута воспринимают, по сути, как юродивого с оттенком святости. В чем причина? В самих обитателях Степанчиково. Они делегировали свои права и свободы покорившему их харизмой и внутренним огнем амбициозных чаяний ничтожеству. Таким образом, Фома и его свита – это пародия на стремление к господству и на плебейское раболепство перед ним.
Фому играли великие актеры: С. Юрский, И. Москвин, А. Грибов, И. Ильинский. Очевидно, что сложность и вневременная актуальность образа требуют особого актерского мастерства и знания жизни. В новой постановке Фому Фомича играет Николай Чупров. Фома в его исполнении – это классическая интерпретация описанного Достоевским психологического типа мучителя – тирана ничтожного, бесконечно самолюбивого, наслаждающегося своей жестокостью.
Перед нами история о том, как мы создаем себе кумиров, о том, как идолы крадут наше счастье быть самими собой, нашу свободу, которая есть высшая ценность не только для светского человека и гражданина, но и, по мысли религиозных философов, является основной чертой богоподобия в человеке.
Вождизм, как и идолопоклонство, – болезнь общественная. Если в социуме есть предрасположенность к духовному рабству, то запрос всегда будет удовлетворен. Гением и властителем дум Фома становится лишь в глазах обитателей Степанчиково, которых он обаял.

Апофеоз демагогии

А могущество его обаяния зиждется на демагогии о высших ценностях и симуляции таинственной недосказанности: он будто и голос совести, и бескорыстный хранитель истины в последней инстанции.

Фома жаждет духовного господства и достигает желаемого: окружающие благоговеют перед ним, не осознавая себя его рабами, но по существу ими являясь. Рассудительный, не слабого десятка, с жизненным опытом помещик Бахчеев и тот не справляется с влиянием Фомы. В роли Бахчеева – Павел Легкобит.

Кажется, будто Фома говорит правильные вещи, однако он постоянно подменяет понятия, интеллектуально жульничает. Даже имя этого затейливого персонажа – «Фома» – означает «двойник». Он не настоящий, а лишь подделка под истину. Он не святой блаженный, а шут, причем злой.

Вновь обращаясь к бытованию прообраза этого персонажа в литературе, к его историческим прототипам, скажу, что бывают времена и обстоятельства, когда лучше прикинуться человеком не от мира сего, и тогда сможешь сказать все, что хочешь. Какой спрос с юродивого? Поэтому во все времена юродивые обладали немыслимой привилегией: говорить правду в глаза всем, даже тиранам.

А о чем разглагольствует Фома? Он перебирает очевидные истины и закосневшие моральные догмы, толкуя их поверхностно и всегда в свою пользу. Главная задача Фомы – утвердить свое моральное превосходство через унижение ближнего. Вот как «страдает за человечество» Фома: «Я кричу: дайте мне человека, чтоб я мог любить его, а мне суют Фалалея!.. Я не хочу Фалалея, я ненавижу Фалалея, я плюю на Фалалея, я раздавлю Фалалея, и, если б надо было выбирать, то я полюблю скорее Асмодея, чем Фалалея!» В то время как притворяющийся безумным бургомистр в «Драконе» у Евгения Шварца восклицает: «Люди… я сошел с ума! Люди, возлюбите друг друга!»

Нет, Фома Опискин не идейный консерватор, не прогрессивный либерал, он пафосный демагог; не освободитель духа, а поработитель, жестокий крепостник. Когда же Фома рассуждает о религии, его речь становится особенно умозрительной. Здесь через своего персонажа Достоевский, как доказывает в своем исследовании Ю.Н. Тынянов, полемизирует с «Выбранными местами из переписки с друзьями» Гоголя, с выраженным мессианством и утопическим характером этого произведения.

Как победить Дракона

Есть ли управа на Фому? Победить его смогла только любовь. Лермонтов писал: «Уважение имеет границы, а любовь – никаких».

Влюбленный полковник Егор Ильич Ростанев (Егор от Георгий – «победитель»), в его роли Сергей Аксиненко, – антипод Фомы, человек чести, высокой души, красавец, взрывается, когда тот грязно оскорбляет Настеньку (Татьяна Помаз), и выкидывает его взашей. Но хитрый Фома, разумеется, выправит ситуацию в свою пользу, и хеппи-энд будет столь обманчивым, как и он сам.

Сценография спектакля на эмоциональном, метафорическом, на уровне поэтики знака релевантна содержанию: томительный, тревожный звукоряд, агрессивная серо-красно-черная гамма – цвета опасности, предостережения, идеологических крайностей; жесткая, брутальная, аскетически скупая стилистика в декорациях и костюмах – все призвано дать почувствовать абсурдистскую атмосферу коллективного помешательства.

В спектакле появляется и сам писатель (в его роли Антон Карташев), который, как нравственная константа, как скорбящий о человеке чистый голос совести, осуждает Фому с общечеловеческой, цивилизационной и христианской позиций.
На мой взгляд, спектакль – блестящая художественная удача творческого коллектива театра. Думаю, его ждет счастливая фестивальная судьба.