Не стало поэта…

2010-09-26

Автор: Владимир Ермаков

Не стало большого человека… Поэта и гражданина. После тяжелой и продолжительной болезни 18 сентября 2010 года скончался Иван Васильевич Александров — поэт, публицист и педагог, почетный гражданин города Мценска, лауреат премии имени Афанасия Фета. Из зияния смерти с особой лирической силой сегодня доходят до нас его точные и честные слова.



«Я появился на свет божий 15 февраля 1932 года в захолустной мценской деревушке Гудиловке, затерявшейся среди ракит и черемух». Так он обозначил свой исток в небольшой автобиографической заметке. По присущей ему скромности он очень мало говорил о себе, но очень много о времени и о стране. И прежде всего – о родном крае. В его поэзии жизнь русской деревни достигает высоты трагедии, широты эпоса и глубины мифа. Деревушка Гудиловка становится как бы исчезающим центром русского мира.

Детство, оборванное войной, стало для Ивана Александрова началом трудовой жизни. Он с малых лет пахал и косил, сеял хлеб и убирал урожай, заменяя родной земле мужиков, воевавших за эту землю. И читал, читал и читал – постигая мир через русскую классику. Всю жизнь он учился сам – и учил других. Профессией стала педагогика, призванием – литература.

Иван Васильевич Александров прожил большую и сложную жизнь, наполненную трудами и свершениями. Его вклад в нашу школу оценен благодарностью учеников, признанием коллег и государственными наградами. Его вклад в литературу оценен высшей наградой поэта – любовью читателей.

Почти шесть десятилетий, от первой публикации до последних стихотворений, росло его поэтическое мастерство. От книги к книге возрастал его авторитет в профессиональной среде, ширилось число почитателей его таланта. Уход Александрова – непоправимая утрата в нашей культуре.

Все, кто знал и любил Ивана Васильевича Александрова или хотя бы однажды читал его книги, глубоко скорбят и искренне соболезнуют его родным и близким. Поэта не стало, но его поэзия остается с нами. Певец родных полей и летописец бед народных, Иван Александров навсегда останется в наших сердцах и тронет сердца тех, кто откроет его книги через годы и годы.

Да упокоится душа его в мире.

Вечная память!

Геннадий Попов, Василий Катанов, Александр Лысенко, Алексей Кондратенко, Ирина Семёнова, Алексей Перелыгин, Виктор Садовский, Владимир Ермаков, Анатолий Загородний, Леонард Золотарёв, Юрий Оноприенко, Андрей Фролов, Валентина Черникова (Амиргулова).

ИВАН АЛЕКСАНДРОВ. «ПАСТУШЬЯ СУМКА»
(фрагменты предисловия к предстоящей книге)

* * *

Книга как таковая не только акт творчества, но и факт культуры. И в этом плане поэтические книги Ивана Александрова «Свет» и «Пучок калины», «Вербный родник» и «Багряные листья», написанные на рубеже веков и на переломе времен, не просто выделяются – они чётко отделяются от нынешнего пышного цветения пошлости. Новая книга как бы завершает зрелый период творчества, подводя предварительные итоги. Отходит случайное и сиюминутное. В избранности стихов тверже прописывается горечь и выше поднимается печаль. За минувшие годы корни его творчества ушли еще глубже в почву родной речи – в темные интуиции языка, в земную тяжесть крестьянской жизни. Ибо его поэтика есть прагматика. И наоборот. Биография поэта – его библиография. Эта истина равно верна в обе стороны. И все же… Вот вехи, по которым можно размечать его жизнь и творчество.

Гражданин СССР Иван Александров родился 15 февраля 1932 года в деревне Гудиловка Мценского района Орловской области Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. Ни одного пункта из адреса своей малой родины, поэтапно переходящей в большую, он уступить без боя не хочет. Это кредо. Запальчивость, с которой он судит историю, вполне оправдана с точки зрения человека, ни за понюх пороху лишенного советского гражданства. Но как бы то ни было, вернуться на историческую родину ему не дано, ибо она не за горами, не за морями, а безвозвратно затонула в течение времени.

Крестьянский сын Иван Александров родился на Сретенье, когда зима встречается с летом, в двунадесятый праздник, учрежденный в памятование встречи уходящего Ветхого Завета в лице старца Симеона и входящего с младенцем Иисусом Нового Завета. Бабушкины сказки встречались в воображении ребенка со школьными уроками, и Бог весть какая каша варилась в его голове… А потом война, которая, как известно, все спишет. Вот и списала она Иваново детство в сплошные убытки. Подробности – в стихах. Поэтика военного детства – прагматика выживания маленького человека в экстремальных условиях.

Русский поэт Иван Александров родился между орловским детством и тульской юностью. Его творческая манера одним концом упирается в озорные частушки и лирические страдания сельского праздника, а другим – в лекции и семинары филологического факультета педагогического института. Его поэтика – это такое широкое коромысло с двумя ведрами воды, зачерпнутыми доверху … одно – трезвой водой из деревенского родника, а другое – хмельной влагой из Кастальского ключа. Сам поэт, ростом и статью не выделяющийся, не ропща несет двойную тяжесть, стараясь удержать равновесие между хулиганским началом вечного пацана и строгим педантизмом школьного учителя.

Почетный гражданин Мценска, Иван Александров отсчитывает свои труды и дни во благо города с 1958 года. Прагматика дела – польза людям. Был учителем, директором школы, инспектором отдела народного образования. Но главное – писателем. Спасателем уходящей памяти своего века. Сказителем беды русской деревни. Свидетелем бесславного конца тысячелетнего сельского мира. Кто, как не он, запечатлел горестный исход в города, вторя неизбывной печали 136 псалма: При реках Вавилона там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе… При реках орловских, при Зуше и Снежеди, там сидели мы и плакали, вспоминая скромное величие и позорный упадок русского крестьянства:

Был жгучий ветер в стельку

пьян,
Хватив чужого горя:
Зловеще полыхал бурьян
На брошенном подворье.

Вот он, зримый образ экологической и социологической катастрофы. Не мировой пожар, не зарево адского пламени – куда скромней… куда страшней: разбойный красный петух, вольготно гуляющий по выморочному хозяйству. Какого еще страха Божия вам надо? Больше ничего не будет. Дальше – тишина, в которую блудный сын разве что зайдет ненароком.

Забил осот отцовский огород,
И заблудились яблони в бурьяне.
Сюда порою память забредет
С початую чекушкою в кармане.

Вот она, русская тоска во все полноте и простоте. Куда ей еще податься, как не в потерянный рай босоногого детства? И куда от нее деться блудным детям родной природы? Мир – как община, как общность единокровных и единодушных людей – непоправимо распался.

Заметает округу метель,
Забивает дорогу, как строчку.
Даже мертвый вступает
в артель! –
Как же можно живым –
в одиночку!
Смерть бывает красна
на миру.
В одиночестве – некрасива.
Я, наверно, в деревне умру
В окруженье берез и осинок.

Какой волнующий сбой размера в короткой строке о смерти: В одиночестве – некрасива. Это не просто пиррихий, то есть пропуск очередного метрического ударения, это перебой сердечного ритма … это сбой дыхания … потому что то, что сказано, сказано всерьез. В его стихах поселилось как бы само собой то, что не нашло себе места в планах и отчетах социализма, то, что осталось забытым в тылу реформы. То, что не может назвать себя, а только воет вьюгой в печную трубу, или кружит с осенней листвой над заросшими лебедой огородами, или истекает слезной сыростью в разграбленных погребах.

Крепость александровского стиха – от отборного материала и от особой выделки. Точнее – возгонки из естественного чувства. Его творчество отличается от дежурного стихотворства как хлебный самогон от казенной водки (часто паленой). Отличается поэтическим градусом: поднеси спичку – так и вспыхнет злым синим пламенем. Конечно, спирт еще легче горит, но там химический запах, а тут живой дух. Ибо его поэтика – не ложная патетика словесного жеста, а жесткая прагматика живущего своим трудом человека. Только то, что идет от жизненной потребности, идет в дело, чтобы жить в стихе. Человек слова и человек дела – одно лицо. В нем нет трещины между призванием и служением. Поэтика и прагматика суть две стороны одной медали – медали «За мужество быть».

* * *

Поэт – это голос природы, взятый в кавычки культуры.

* * *

Судьба поэта впитывает его жизнь, как бумага втягивает в себя чеканные строки. Слова и образы, слова и вещи, слова и годы сближаются и соединяются в бесконечном поэтическом мире. Вплоть до полного совпадения. И тогда прозрачные слова, исполнившие свою миссию, как бы исчезают, и в мире вечных вещей наступает ясность. Что может быть чудеснее обыденного?

Пылал закат у перелеска,
Под горкой плавилась река,
И солнце, словно медь, до блеска
Натерли за день облака.

Что может быть важнее насущного? Хлеб и вода, покой и воля, жизнь и судьба… Если поэзия еще возможна для нас, то вот она. Не где-то в эмпиреях Святой Руси, не в заманчивых заграницах, а здесь, в родных палестинах. Здесь и сейчас.

* * *

Этой книги Ивану Александрову не доведется подержать в руках. Он задумал ее несколько лет назад – как предварительный итог своей поэтической зрелости. По мере того, как начавшаяся болезнь сужала круг возможностей, книга стала обретать контуры избранного. Выбрал редактора и художника, заручившись обещанием отнестись к этой работе всерьез. Выбрал название, и образ пастушьей сумки стал ключом ко всему корпусу стихов. В предисловии обозначен ближний круг ассоциаций, расходящихся от этой двойной метафоры. Он очень внимательно прочитал текст предисловия. Не думаю, что со всем согласился, – но спорить не стал. Только попросил убрать одно резкое публицистическое высказывание, показавшееся ему неоправданной грубостью. Сам прямой и резкий, порой до полемической злости, он стремился судить по справедливости. И потому, не поступаясь убеждениями, не навязывал своего мнения. И все остальное в этом предисловии оставил на совести автора. Только, помолчав в конце разговора, спросил: «Ты не слишком?». Скептическое отношение к пафосу было в нем неотъемлемо от критического отношения к себе.

Нет, Иван Васильевич, не слишком. Теперь уже очевидно, что сказано неточно, неполно, недостаточно. Разговор о его поэзии читатели и критики, филологи и библиофилы непременно продолжат в настоящем времени, но автор уже не услышит. Жизнь поэта завершилась. Жизнь поэзии продолжается. Стихи, собранные в этой книге, разойдутся по сердцам читателей. И всем, кто не глух к слову, придутся по душе.