Автор: Андрей Шендаков, член Союза писателей России
О сонетах У. Шекспира сказано многое, но загадок в его жизни и творчестве не убавилось. Существует мнение, что сонеты принадлежат перу нескольких авторов, а также точка зрения, что знаменитые постановки – это во многом заслуга более опытного Кристофера Марлоу (1564–1593), который, ввязавшись в шпионский скандал, инсценировал свою смерть и отбыл в Венецию, откуда передавал Шекспиру свои тексты. Под своим именем, естественно, их он уже не мог публиковать. Но это всего лишь интересная теория. Разбираться в конспирологических версиях еще сложнее, чем в текстах драматурга.
Куда более важно поговорить о смысле, образах, стилистике, адресности, понимании и дословности переводов самих сонетов. Есть информация (и с этим сложно спорить), что сонеты, изданные в 1609 году, не имели окончательной авторской правки, а отсюда – опечатки и неудачные речевые обороты (возможно, сонеты вообще были изданы без ведома автора). И это притом что сам по себе английский язык времен оригинала – язык, существенно отличающийся от современного английского. Многие слова имели другое общепринятое значение.
Вторая проблема при создании переводного текста состоит в работе текстологов, которые за время существования сонетов успели заменить в переизданных вариантах не только какие-либо части слов, но и отдельные словосочетания. К тому же сам английский оригинал сонетов поражает порой разным уровнем исполнения, грубостью, нелицеприятными деталями и банальностью смыслов. Шекспир часто употреблял местоимения, не выстраивал четкую архитектонику катренов, основной смысл он вкладывал в последние две строки. Иногда в его тексте и вовсе появляются какие-то неуместные и абсолютно непоэтические слова, такие как «обжора», «скряга», «черви» и пр., а также слова, которые при определенной интонации могут иметь абсолютно иной, шокирующий смысл. Еще большая беда переводчиков состоит порой в попытке понять текст буквально, дословно, а не передать атмосферу, дух, страсть и настроение автора; нередко в признанных переводных текстах, чье издание стало в свое время литературным событием, нет важных, ключевых образов. Так, пропадают «бутоны мая», свеча, которая сжигает саму себя (грубо и нежно), «лесные хибарки», «блуждающий барк» и пр.
Известно, что всего сонетов – 154, но тематика, мастерство исполнения, смысл и творческий накал не только первого, но и последнего сонета лично у меня вызывают некоторое недоумение. Это выглядит в первом случае так, как будто автор только учился писать стихи и излагать свои мысли литературно, в последнем – выплывает избитая и явно не шекспировская тема, похожая больше на парафраз или пародию. Кстати сказать, такие сонеты у Шекспира встречаются нередко. Это и сонет с обращением к «фиалке», где вдруг появляются лилии, розы и майоран (это усмешка Шекспира над некогда смеявшимся над ним современником). А сонет №130, который любят возносить критики и над которым, не понимая сути, воздыханно восторгаются многие, это всего лишь пародийная усмешка над собратьями по перу (над неумелыми женскими угодниками и льстецами), а не восторг перед женской «красотой»… Поистине Уильям Шекспир – гений. И с этим трудно спорить. Его тексты – некая матрица, фундамент, основа, на которой можно строить и строить новые художественные произведения…
«О Время, ты, подобное пустыне…»
(избранные сонеты)
Уильям Шекспир, перевод, осмысление и стилистика Андрея Шендакова
1.
Лелеем мы безропотно мечту,
Что красоты взрастающая роза
Не станет прахом, сгинув в немоту,
А воспарит в стихах многоголосо;
Но ты, как будто теплая свеча,
В своем огне светясь самозабвенно,
Врагом себе являясь, сгоряча
Себя съедаешь зло и постепенно;
Ты – лишь весны ушедший легкий звук,
Ее лишь отсвет, тот, что свят – и грешен;
Мой друг, и ты, попав в незримый круг,
Стал тем скупцом, который груб
и нежен:
Прельстив себя и не ценя свой миг,
Оставь свой образ для бессмертных книг!
18.
С июньским днем сравню ли я тебя?
О да, ведь ты достойна этих песен:
Бутоны мая ветром теребя,
Мир забывает: образ твой прелестен;
А между тем не вечны под луной
Сиянья глаз и позолота кожи;
Какою б мир ни прозвучал струной –
Не станем мы когда-нибудь моложе;
Но ты, как лето, будешь зелена,
Сто тысяч раз в моих стихах воспета:
Не сможет смерть, как грубая стена,
Тебя забрать из-под пера поэта;
Поскольку мир наш речью наделен,
Ты, как строка, бессмертной будешь
в нем.
19.
О Время, ты, подобное пустыне,
Звериным прайдом смотришь с высоты:
Бессмертным нет бессмертия отныне,
Влюбленным нет любви без хрипоты;
Веселье, горе – все одно для смерти,
Со смертью спорить глупо и грешно:
Нельзя пройти к спасению по тверди,
По небесам – тем более, смешно;
Но все же я от края и до края
Ищу твои бессмертные пути,
Своей молитвой к Истине взывая:
Пером, как стрелкой, Время, не крути;
Презрел давно я, Время, твои темы,
Сложив в любви бессмертные поэмы.
38.
О Муза, ты бодра, светла, свежа;
Изобретая вечные мотивы,
Летит твоя бессмертная душа:
Глупа бумага, истины пугливы;
Воспой себя, коль что-нибудь во мне
Сочтешь ты важным для чернил и слуха:
Я бессловесен – в этой тишине
Течет покой неведомого духа;
Для девяти иль десяти времен,
Для двадцати небес, как меч из ножен,
Берешь ты рифму – я испепелен,
Огнем твоим, как пленник, изничтожен;
Ты мне ни разу, Муза, не лгала:
Мне – боль, тебе – изящная хвала!
73.
То время года видишь ты во мне,
Когда листва, то тут, то там желтея,
Скрывает птиц, но в предстоящем сне
Напевы их – напрасная затея;
Поскольку близок увяданья срок,
Который к ночи тленен все острее;
Дыханьем смерти, словно между строк,
Мои шаги звучат в ночной аллее;
Во мне твой взгляд – огонь над головней,
Который юн, но согревать не волен,
И смертно ложе, и моей стерней
Пройдет иной, еще безвестный воин;
Тлен постигая, понял я – увы,
Что с каждым днем сильнее любим мы.
75.
Ты стала смыслом жизни для ума,
Твой летний дождь всегда благоуханен,
Но мне порой, как скупщику сума,
Ты грезишься средь замков и развалин;
То говорю: несметна, велика
Моя казна, то проклинаю вора,
А то и вовсе – с гнетом потолка –
Я засыпаю бренно и нескоро;
Богат – и беден, нищ – и наделен
Всем тем, чего не ведали чернила:
В стихах и песнях тысячи имен
Ты, словно влага, жизнью наделила,
А между тем: с тобой моя судьба
То вдохновенна, то совсем груба.
90.
Возненавидь меня теперь, сейчас,
Когда весь мир стучит набатом в двери
И злой фортуной, подлой – без прикрас –
Приносит в дом нелегкие потери;
Не приходи, когда самосожжен
Печалью: стыд покойники не имут;
Ночных ветров, рассветных слез лишен
И, словно барк на скалы, опрокинут;
Но, если хочешь бросить, – не теперь,
Не в смертный час, когда смешны невзгоды;
Меня прокляв, моим словам поверь:
Я принимаю свой удар Природы;
Болезни бред и горечи пройдя,
За пеленой я буду ждать тебя…
105.
Моя любовь не идолопоклонна,
Она – не идол, только – идеал;
Мои стихи легко и вероломно
Слились в одно, что часто восхвалял:
«Добра», «сегодня», «завтра» и «навеки» –
Я с этим жил – и не имел гроша;
Мои стихи – твои глаза и веки –
Так неизменны, что твердил, верша:
«Честна, добра, правдива…» – аргументы,
«Честна, добра – и истинна…» – слова
Я повторял и исключал фрагменты,
Моя любовь была во всем права;
«Честна, добра, правдива…» –
три в одном
Сошлись, как будто звезды над холмом.
116.
Позволь считать для истинных умов
Мою любовь другой любви не хуже:
Она подобна тлению миров,
Ее узлы сплелись, как будто души,
Как будто волны, вздыбились во мне –
Над парусами тонущего барка;
Звезда еще его ведет во тьме,
Но мрачен трюм в огне ее огарка:
Любовь бездонна, а простор – широк,
Вращает Время компас свой, бушуя;
Моя любовь – мой путеводный рок,
Для губ твоих, для глаз твоих пишу я:
Коль я ошибся, видя океан,
Я не поэт, а буря – лишь обман!
154.
Свой яркий факел выпустив из рук,
Божок любви загрезил в полудреме;
Подкрались нимфы – и огонь, и лук
Одна взяла, чтоб в трепетной истоме
Согреть людей озябшие сердца,
Воспламеняя легионы бегло,
Но испугалась: бдение юнца
Ее бы вмиг греху любви подвергло;
Она метнула в воду факел тот –
И над водой из звезд сложилась арка;
Мне б отыскать к лучам небесным брод,
Но и без них то холодно, то жарко:
Сердца людей легко испепелить,
Сшивает их лишь слов живая нить!
Загрузка ...