Автор: Владимир Ермаков
Один вдумчивый читатель предыдущих заметок о нигилизме и нигилистах, опубликованных в предыдущих номерах «Орловского вестника», высказал автору свое недоумение: все больше перестаю понимать, что такое нигилизм. Как автор мог ответить на опосредованный укор в некорректности и неконкретности дискурса? Разве что чистосердечным признанием: я тоже…
Это не первый случай, когда в конце работы над текстом я имею больше сомнений по поводу предмета размышлений, чем в начале. Особенно когда тема настолько проблематична, что опорные понятия в рамки словарных значений не укладываются. Чем добросовестнее стараешься разобраться в спорном вопросе, тем больше перестаешь понимать, насколько актуальны, если актуальны вообще, прежние договоренности о терминах, на которых зиждется существующий порядок мысленных вещей.
Достаточно одного примера, чтобы понять, насколько расстроена логическая основа системы взаимопонимания. Если раньше любой человек среднего ума и среднего образования мог более-менее толково объяснить, что такое либерализм, сегодня даже самые продвинутые лидеры оппозиции, устраивающие бардак под либеральным брендом, не отвечают за базар. Спрашивается: почему любая белиберда, если она маркирована как либеральная, вопреки словарному значению понятия 1), постулирующего свободу мысли, обретает непререкаемость идеологической догмы? Если не мудрствовать лукаво, ответ прост: под видом либерализма в общественном мнении обустроился политический нигилизм, паразитирующий на риторике протестного дискурса.
Все, что сказано выше о вырожденном либерализме, в той же мере применимо к выморочному патриотизму. Организованные сверху патриотические акции в плане выражения суть официозные манифестации, базирующиеся на недоверии власти к рассудительности народа и вызывающие в народе неверие в разумность власти. Спрашивается: зачем собирать людей в толпу, чтобы внушать им гордость собой? Рядовой гражданин своего отечества, я живу в обжитой тесноте российской действительности, и мой здравый смысл исходит из русской ментальности. Моя анкета в политическом плане tabula rasa2): не был; не состоял; не участвовал. Но когда власть старается взять под контроль мою совесть, я оказываюсь в оппозиции к ней. Я в своем праве и в своем уме – и никому из номенклатурных патриотов не позволю учить меня любви к своей стране. Тем более натравливая на тех, кто думает не так, как предписано директивой сверху, – составленной, по всей вероятности, темными людьми с холодным сердцем и злым умом. Для очевидца властных злоупотреблений, склонного к философской рефлексии, форсированное нагнетание казенного пафоса в патриотическую тему не столько скрывает, сколько обличает засилье нигилизма в господствующей идеологии.
Проникновение негативизма в принципы социального устройства касается не только и не столько ситуации в нашей стране – это, видимо, хроническая болезнь мировой цивилизации. Нигилизм отнюдь не является побочным следствием идеологической пропаганды – негативные вероятности укоренены в самих идеологемах, которые распространяются метастазами по всему обществу. 3) Критическое утверждение современного философа не столько тезис, сколько диагноз.
Зараза нигилизма обладает высокой вирулентностью: проникая под видом здорового скепсиса в любую систему взглядов, активный агент ничтожности внедряется в ядро мировоззрения и приводит к разложению базовых идеалов. Выделение вредных отходов ядерной реакции в информационное пространство заражает окружающую среду опасным цинизмом. От позитивных принципов, конституирующих социум, остается пустая риторика, поддерживающая видимость социальности. В зависимости от личных интересов законспирированный нигилист может позиционировать себя как мятежника против режима власти или защитника существующего порядка вещей – в любом случае его позиция не более чем фикция, прикрывающая зияние в мировоззрении.
Обращение к этой болезненной теме мотивировано желанием автора избежать отравления негативными результатами собственного экзистенциального опыта, продолжающегося в настоящем времени. Легко жить не думая… а стоит задуматься о жизни – голова клонится долу от тяжести выводов. Когда сумма сомнений превышает нормативные значения, на душу находит опустошающее ощущение сущей ничтожности и своей никчемности. Вконец расстроившись в себе, обращаешься к чужому жизненному опыту: как справлялись с житейской тоской другие, чья судьба могла бы стать примером? Увы! чаще всего внутренняя драма творческих натур, отложившаяся чересполосицей строк в исповедальных книгах, заражена негативизмом в особо тяжелой форме. (И почему это пишут книги чаще всего люди злые и несчастливые?4)). И все же, как ни странно, у читателя, узнавшего в чужом горе избирательное сродство со своей бедой, становится легче на душе. Через сопереживание кризиса, исследованного испытателями страдания в пограничных состояниях, читатель может изведать и избыть в себе опасную склонность к саморазрушению, присущую неустойчивой личности.
В учении Аристотеля о назначении искусства ключевым понятием является catharsis 5) , означающее позитивное воздействие воображаемого на личность человека. В начальной античности этим емким словом означалась магическая практика врачевания. В теории классического искусства термином катарсис принято обозначать нравственное очищение, достигаемое художественными средствами. Возвышенный опыт образуется в нас в процессе живого сопереживания персонажам, чья участь трагична, а личность героична: из мужества рождается достоинство, в котором гордый дух может пережить затяжную осаду окружающей ничтожности.
Спустя много эпох наука заново открыла терапевтический эффект сопереживания. В учении Фрейда переформатированный термин “катарсис” употребляется для обозначения одного из методов психотерапии, направленного на очищение психики от вредных отходов. В результате острой реакции пациента на болезненные воспоминания, выведенные из заточения в памяти на сцену сознания, происходит освобождение от скрытых внутренних конфликтов. Влияние фрейдизма на всю сферу гуманитарных знаний неоспоримо; современное искусство целенаправленно провоцирует в человеке мятеж против тоталитарной власти жизненных обстоятельств, – имея целью освобождение возможностей, репрессированных диктатурой рассудка. Однако любой бунт связан с моральным риском: вместе с узниками совести на волю можно выпустить чудовищ, рожденных снами разума и заточенных в лабиринте мозга. Кто стал на путь, ведущий от смятения духа к помрачению ума, тому трудно остановиться на золотой середине.
В этом цикле текстов я ничтоже сумняшеся хотел перезагрузить понятие нигилизма, на мой взгляд, охватывающее всю совокупность негативистских убеждений, разрушивших изнутри классический гуманизм. Прогрессирующий нигилизм в моем понимании – системный сбой в программной установке критического разума: символическая коррупция в системе ценностей, последовательно превращающая что бы то ни было в ничто. Этот процесс дьявольски привлекателен для мятежного гегелевского духа, преступившего кантовский моральный закон в сердце и вышедшего за пределы здравого смысла. Риторика протеста – наркотик ума. В зараженном нигилизмом разуме скальпель Оккама, отсекающий ложные измышления от позитивного знания, становится орудием мысленного суицида.
Так что же такое нигилизм, если проследить генезис этого одиозного понятия? Впервые этот термин употребил философ Фридрих Генрих Якоби, оппонируя критицизму Канта с позиций классического романтизма. Но в основное течение общественной мысли нигилизм внедрил Фридрих Ницше – мятежник от философии, ворвавшийся в храм мудрости с молотом, чтобы сокрушить идолов, рабское поклонение которым, по его мнению, мешает человеку стать сверхчеловеком. Ирония истории в том, что его модернистское учение, предложившее нигилизм как радикальное средство против вырождения, в извращенном виде получило признание циников и фанатиков: ницшеанство стало модным дискурсом декаданса и идейным обоснованием фашизма.
Согласно социологу Эриху Фромму, нигилизм как идейная установка возникает в результате конфликта двух факторов формирования личности: самостоятельности и социальности. Согласно психологу Вильгельму Райху, нигилизм – тип невроза, при котором конфликтная фабула выражается в патологической организации личности в целом. Согласно философу Андре Конт-Спонвилю, нигилизм есть своего рода отрицательная религия – Бог умер, унося с собою все, что считалось плодом его творения, – бытие и ценность, истину и благо, мир и человека.
Авторитетный словарь Брокгауза определяет нигилизм в самом общем смысле: Нигилизм – любая точка зрения, основанная на отказе от существующих конвенций, отрицании возможности общезначимого познания, социальных и политических отношений или какой-либо иерархии ценностей. 6) Явление человека, не различающего и не разделяющего в себе доброго и злого начала, равнозначно исчезновению человечности.
Драма жизни радикальных нигилистов, от Диогена до Ницше, представляет трагедию личности, злоупотребившей способностью к критическому суждению. Для зараженного нигилизмом сознания модусом существования становится конфронтация с историей. Стратегия разума, переходящего границы здравого смысла, – концентрация всего мира в пределах своего эго. Однако это средство, умеряющее страх пустоты, вызывает привыкание, вынуждающее повышать дозы скепсиса, – и незаметно для себя ревнители протеста из мятежников превращаются в маньяков. Захватив инициативу, агрессивное меньшинство навязывает большинству свое бешенство в качестве социального обязательства. Когда цепная реакция распада общественных отношений выходит из-под контроля, конформизм обывателей перерождается в коллаборационизм. Общество, осажденное изнутри, оказывается под властью предателей.
Собственно говоря, нечто в этом роде происходит на наших глазах. Рушится система принципов, составлявшая договорную основу мирового порядка. Нигилизм, под видом релятивизма утвердившийся в идеологии неолиберализма, разъедает все конвенции и превращается в социальный цинизм. Не лучше обстоят дела в теории и практике неоконсерватизма: когда матрицей общественного сознания вместо идейной парадигмы становится пустая догма, механизмы государства начинают работать в обратную сторону; голая идеология воспроизводит в провалах коллективной памяти утраченные иллюзии.
Разлад в ментальности имеет следствием распад действительности. В постмодернистском дискурсе, привившим пресыщенному общественному сознанию леность духа, стираются различия между реальным и виртуальным. Коллективная галлюцинация становится устойчивым наваждением потребительского общества. Участь тех, кто сохраняет трезвость на пиру во время чумы, – переживание совершенно непонятной, приводящей в растерянность, слепоты людей перед тем, что есть.7) Участь философа – освобождение через отчуждение.
Обобщая сказанное, я бы ответил на недоумение, вызванное этими заметками, следующим образом: нигилизм для меня – охватывающая метафора негативизма, заложенного в изнанке позитивного знания – самодовлеющего и самовозрастающего сомнения, что искушает мышление осознанием ничтожности. В разных временах нигилизм имеет свой образ. В разных умах негативизм имеет свой вектор. Однако в скрытой мотивации всех деструктивных тенденций можно обнаружить нечто общее. Если внутреннее противоречие присущей человеку способности к критической рефлексии выразить в терминах психоанализа, то встроенную в разум радость познания можно определить как эрос разума, а потаенную страсть к мысленному садомазохизму как танатос. Их скрытым противоборством определяется особый характер человеческого существования. Однако, как ни переменчива судьба человека, в здравом рассудке резон жить сильнее любых аргументов от обратного: dum spiro – spero.8)
Дух живый дышит, где хочет, – и пока он есть в нас, мы можем надеяться, что ментальный иммунитет разума сумеет преодолеть в себе болезнь нигилизма и человечество более-менее благополучно доживет до конца истории.
1) от лат. liberalis – «свободный».
2) чистая доска (лат.).
3) Андре Глюксман «Достоевский на Манхэттене».
4) Карел Чапек «Насморк».
5) возвышение, очищение, оздоровление (греч.).
6) Брокгауз «Философия: концепции, мыслители, понятия».
7) Мераб Мамардашвили «Введение в философию».
8) пока живу, надеюсь (лат.).
Загрузка ...