Автор: Владимир Ермаков
5 июля. Основная характеристика всякого социума – дилемма, которую можно обозначить так: человек среди людей. Насколько человек может жить по-человечески. Чтобы цел он был и сыт, не будучи овцой и не становясь волком. В этом, собственно, и состоит идея демократии.
Наша демократия суть контрафакт (пиратская копия) европейской программы общественного устройства (устаревшая либеральная версия). У нас созданы все надлежащие правовые механизмы …но ни один не работает. Понту много, а проку нет. На мониторе главного компьютера множество красивых «иконок», но система не понимает коды запуска. Программисты, чья компетенция сводится к курсу информатики, не в силах адаптировать программу к отечественной матрице. Вся система заражена вирусами коррупции, а периферия большей частью вообще не подключена к процессам модернизации и работает на старом железе.
Но картинка на мониторе, стоящем на президентском столе, зашибись! Уж по части антуража мы кому хошь нос утрем. Чудо, а не картинка! В потемкинской деревне демографический подъем, строительный бум и потребительский ажиотаж. А также самый высокий урожай и самая низкая инфляция. А на отдельные имеющиеся недостатки есть специальные указы президента. Мало будет, так он еще укажет! Ему виднее. У него теперь есть сверхсовременный компьютер, подаренный Биллом Гейтсом. И у нас у всех такие будут. Даже еще лучше. Вот, даст Бог, построим техноцентр в Сколково, разработаем нанотехнологии и внедрим их в производство… А пока надо еще немного потерпеть, сохраняя верность национальной традиции. Терпели же наши отцы, наши деды, наши прадеды, наши прапра… ну и так далее.
6 июля. В России две беды – дураки и дороги. Эта истина у нас в устах навязла… Я бы добавил к этой самоедской сентенции еще одну, столь же неутешительную. У России два горя – революция и реакция. Хрен редьки не слаще. То лес шашками рубим – только щепки летят, то бреемся топором, согласно установленному свыше регламенту. Все перемены оборачиваются к реформаторам передом, а к народу задом. Люди и начальники говорят на одном языке, но во все слова, кроме матерных, вкладывают разный смысл. Оттого народ не верит в то, что говорится, не надеется на то, что творится, и не любит, когда ему лезут в душу. Чужая душа – потемки, и мало ли что там припрятано на черный день… Люди приспосабливаются к обстоятельствам и живут как могут: нам лучше не надо, лишь бы хуже не было. В несчастье истории и застой – счастье.
7 июля. От Петра до Путина костяк власти составляет бюрократия. Громоздкая система законов, регулирующая механизм бюрократии, в идеале стремится к оптимальному порядку, но на деле сдерживает всякую инициативу и тем способствует энтропии. Чиновник – человек подневольный: в ответственность ему вменена отчетность. Поводок, на который посажен каждый чиновник, все короче – и в результате вся связка, от министра до главы сельской администрации, лишается возможности решать вопрос исходя из реальной ситуации. В ритуале административного рвения, как на коммунистическом субботнике, уже невозможно различить, кто несет бревно, а кто на нем виснет. Но это не имеет значения в системе, которая лояльность ставит выше эффективности. При каждом самостоятельном шаге чиновник попадает в патовую ситуацию. Кажется, что препятствия для честной сознательной работы в сфере управления создаются намеренно. Чтобы гражданская служба медом не казалась. Как в старом армейском анекдоте:
Старшина:
– Эй, рядовой, возьми лом и подмети двор.
Солдат:
– Можно я возьму метлу? Ей быстрее…
Старшина:
– Мне не надо быстрее; мне надо, чтобы ты замахался!
Не судите чиновника как такового – каждый служит как может. Его благие намерения стальной скрепкой пришпилены к спущенной свыше бумаге, и вырваться из этого зажима госслужащему невозможно… разве что отгрызет себе лапу, как попавший в капкан волк, – но странно было бы этого ожидать от карьерного управленца, потому что не волк он по крови своей… нет, не волк, не оборотень какой; опричники суть псы государевы, коим поручено пасти господских овец и отделять их от козлищ.
8 июля. Всякая палка о двух концах. В том числе и властные полномочия. У тех, кто внизу, жизнь не сахар, но и у тех, кто поставлен над ними, служба не мед. Не надо думать, что чиновники у нас в натуре скверные, а народ по природе хороший. Презумпция нашего нравственного превосходства, удобная для ленивого ума, отнюдь не святая простота, а своекорыстная наивность. Чиновники не иноверцы какие, не иноземцы и не инопланетяне; все мы, россияне, слеплены из одного теста, разве что у некоторых замес покруче. Они – это мы в других обстоятельствах. Нельзя системные пороки социума уравнительно расписывать на всех служивых людей, профессионально занятых в сфере управления. Чтобы сделать карьеру, нужно иметь немалые способности. Волю, память, интуицию, эрудицию, усердие, терпение, рвение. И т.д., и т.п.
Многие из власть имущих, с коими мне по жизни довелось общаться, вызывали невольное уважение. Более того, именно некоторым орловским чиновникам я обязан тем, что вопреки противодействию местных литературных авторитетов получил статус писателя и доступ в печать. Благодаря чему имею возможность предъявлять наглые претензии правительству и публиковать гневные инвективы чиновничеству. Без наивной надежды на свою общественную полезность. Без особой уверенности в своей частной правоте.
Прежде чем выразить свое возмущение по какому-либо вопиющему поводу, я всегда проверяю свою решимость умозрительным зеркальным тестом: я-то знаю, как надо? я смог бы распорядиться лучше? И чаще всего вынужден признаться: увы… И не хотел бы оказаться на месте того, кто должен решать уравнения, в заданных условиях не имеющие смысла. А раз так, то публицистический пафос в рассуждении о сущем уступает место философскому скепсису. Что ведет критический разум к злостному релятивизму…
Так однажды Ходжа Насреддин, будучи кадием, разрешал тяжбу. Выслушав тезисы истца, он заключил: «Конечно, ты прав!» Заслушав доводы ответчика, он решил: «Воистину, ты прав!» Жена, узнав, как он судил, возмутилась: «Не могут оба быть правы, говоря разное!» Насреддин развёл руками и согласился: «И ты, жена, права…»
Ходжа Насреддин был мудр и даже на важном посту сохранил человеческий баланс между ответственностью и отзывчивостью. Что в великую редкость…
Соблазны власти много сильнее, чем все прочие житейские искушения. Посади меня в высокое кресло, выдай круглую печать и дай право подписи… Еще Щедрин удивлялся, какие шельмы выходят из прогрессивных людей, получивших случаем чин и людишек под начало. Барский кураж, с которым большой начальник осаживает меньших (под телекамеру, с риторической оттяжкой), свидетельствует, что существо бюрократической системы демократические преобразования затронули весьма мало. (Разве что руки целовать, кроме как священноначалию, теперь не принято). А ведь большинство их превосходительств еще вчера ратовали за свободу, равенство и братство… Система всех гнет под себя.
9 июля. Хочется время от времени нарушать заведенный порядок разговора. Чтобы течение речи плавно огибало островки вставной прозы и медлило в заводях лирических отступлений… чтобы на порогах философских проблем мнения рассыпались радужными брызгами афоризмов… чтобы на стрежне темы возникали глубокие омуты метафор, затягивающие внимание неосторожного читателя вглубь текста… и словно чистая холодная струя из придонного ключа, на поверхность рассуждения выходила синтагма свежей мысли, не смешивающаяся с мутным потоком основного русла, засоренного житейскими обстоятельствами и отходами ремесла…
ОЖИДАНИЕ И НОСТАЛЬГИЯ
(басня в прозе)
Маринованный огурец томился в банке и думал о своей судьбе. Он вспоминал свою растительную жизнь на солнечной грядке, и деревенский огород, где он вырос, в ностальгической дымке казался ему потерянным раем. Сорванный со своего места в ранней юности, огурец не успел стать толстокожим, и оттого вдвойне страдал от тесноты коммунального быта и едкости окружающей среды. Он грезил о будущем и верил всем нутром: однажды крышка откроется, и он каким-то чудесным образом обретет избавление и блаженство. И вот однажды крышка открылась…
МОРАЛЬ. Если ты огурец, лучше тебе вообще не думать.
ВИТЯЗЬ НА РАСПУТЬЕ
(старая сказка на новый лад)
Выехал витязь на распутье и узрел камень зело горазд. А на камне том граффити: налево – хана, направо – кранты, а прямо – полный…[нрзб.; похоже на абзац]. Назад по сюжету тоже пути нет: под знаком «одностороннее движение» стоят оборотни в погонах, поживы ищут… а мошна у витязя пуста – поиздержался в дороге.
Тут и сказке конец. Да и витязю тоже. А не хрена было искать на свою долю приключений…10 июля. Философ Мераб Мамардашвили оговаривает необходимое условие рефлексии: различение мысли и эмоции. События в мире, в том числе и события в мысли, не обязаны быть нам приятными. Они происходят. Эта ментальная константа не дает нам утешения, но оставляет возможность самоопределения. С этой точки зрения просматриваются четыре экзистенциальные позиции:
1. Бунт против действительности.
2. Осмысление реальности как она есть.
3. Подчинение господствующему дискурсу.
4. Безразличность и безответственность.
Русский бунт, бессмысленный и беспощадный… нет уж, с нас хватит! На осмысление порядка вещей трезвый ум нужен… где ж его взять? Остаются конформизм и апофигизм как стратегии выживания. Вот и живем. Как можем.
Что бы дальше ни говорил гуру Мамардашвили, но коренная философия ХХ века отнюдь не экзистенциализм, утвержденный на вершинах мысли Хайдеггером и Сартром, а наш родной кондовый апофигизм, основы которого заложил сказочный дурак Емеля. Пусть моется тот, кому чесаться лень… А нам все по фигу. Это единственное надежное средство от безнадежности. Правда, в долгосрочном прогнозе это народное средство хуже всякой болезни.
11 июля. Не ищите в этих своемерных комментариях к течению дней особой логики и общей идеи. Поищите лучше то и другое в жизни. А как найдете, непременно покажите мне. Вот уж я удивлюсь и обрадуюсь! А пока…
Загрузка ...