Своемерные записки на полях календаря

2010-09-09

Автор: Владимир Ермаков

30 августа. Начальник погоды, проведя сверку ресурсов, обнаружил значительный перерасход жары по европейскому региону России, нашел виновных и сделал оргвыводы. Лимит тепла выбран, и теперь, видать, до конца сезона наш край будет дотягивать дни на урезанном пайке. И вот нате вам: хмурое утро; холодно, пасмурно, ветрено, сыро…



31 августа. Кончается лето – и как будто кончается что-то в тебе. Такого щемящего чувства нет на исходе других времен года. Словно уходишь из дома, где тебе было хорошо, и уходить не хочется. Благодаришь и прощаешься, обещаешь однажды вернуться – но знаешь, что возврата нет. А если и вернешься, никого и ничего здесь уже не будет…

1 сентября. Школьный звонок… Дети до 16, наряженные и напряженные, рассаживаются по классам. Как по вагонам поезда дальнего следования. Станция назначения – будущее.

2 сентября. Школьное образование – питательный перегной культуры, в котором прорастает семечко личности. От состава культурной почвы зависит характер цивилизации. Ежу понятно, что эту почву надо бережно хранить и заботливо обрабатывать, чтобы не заросла родная земля человечьим сорняком, а плоды просвещения из-за нитратов и прочей гадости не вышли отравленными. Однако сроду в истории так не было, чтобы расходы на просвещение хотя бы приблизились к затратам на вооружение. Оттого социальный прогресс так безнадежно отстает от технического.

Мы все учились понемногу,

Чему-нибудь и как-нибудь…

Если не лукавить под задачу нравоучения, то следует признать, что во все времена возможности образования всецело зависели: а) от идейно-нравственного состояния общества; б) от социального статуса учителя; в) от личностной ориентации ученика. Главное, вышколить дитя, дабы не был он среди людей маугли. Что же касается содержания школьного курса, то в лучшем случае государство вообще не обращало на него внимания, а в худшем… Когда в сферу просвещения приходят идеологи, наделенные властью решать и разрешать, школа превращается в учебное заведение. В советское время всех школяров за уши тащили в коммунистическое будущее. Теперь их детей и внуков за вихры оттаскивают в православное прошлое.

Мне кажется, что просвещение, ориентированное одновременно на воцерковление народа и модернизацию страны, обусловлено задачей, решения не имеющей. Догматическое представление о сотворении мира, грехопадении человека, кознях дьявола и чудесах святых в принципе несовместимо с рациональным мировоззрением, основанном на квантовой физике, молекулярной биологии, новейшей истории и философском релятивизме. И в повседневности оно не сходится. Отроковицы в платочках и тинейджеры в джинсах за одной партой? химера, господа! в одну упряжку впрячь не можно… Со всенощной в ночной клуб, из Интернета на исповедь? Но нашим просветителям все ничего; авось! Широка русская душа да податлива; все как-нибудь вместится. Втиснем, с Божьей помощью…

Катехизис как программный продукт – реликт давно прошедшего времени и требует для установки в менталитете других методов. Более традиционных. Значит, ревнителям древлего благочестия должно быть последовательными и вернуть в наши гимназии розги. А что? – драли же нерадивых недорослей наши чадолюбивые предки – и какие великие мужи из оных вышли! Так и нам негоже заглядываться на иноземные обычаи, на латинян и на басурман. Давайте обустраивать Святую Русь, взамест поганого постмодерна внедряя в умы родной домострой. Благотерпение, единоначалие, чинопочитание… и нанотехнологии!

Если же оставить злые насмешки и горькие сарказмы, умственное расстройство нашего общественного сознания и впрямь внушает опасения. Модернизация технологий и архаизация идеологии – две вещи несовместные. Эта установка на шизофренический строй отечественной культуры ничего хорошего в долгосрочной перспективе не сулит.

3 сентября. На рубеже веков и эпох цветущая сложность (выражение Константина Леонтьева) нашей сферы образования под видом реформы подвергается направленной деградации. Система тестового контроля упрощает процесс за счет снижения уровня. Школа методически перестраивается на производство посредственностей. Ясные головы добирают ума сами – и сваливают туда, где смогут жить своим умом. Богатые семьи учат своих отпрысков за рубежом, и эта новая элита, ясен пень, уже никогда не будет национальной.

Совместными усилиями фарисеев и аферистов страна реально ориентирована на историческую вторичность. Сокращение места и умаление значения гуманитарных дисциплин (прежде всего истории и литературы) в учебной программе означает, что в долгосрочной перспективе государство не видит нужды в народе, а рассчитывает на дешевую рабочую силу, неисчерпаемые сырьевые ресурсы и магические нанотехнологии. Но главным образом – на Божью помощь.

4 сентября. Сколь многое в учении Маркса актуально для наших дней! В частности, тезис о превращении интересов в идеалы. Собственно, этим и занимается идеология. На наших глазах достигнутый компромисс интересов бизнесменов и бюрократов оформляется в великодержавный идеал. Отдельные ингредиенты либерализма и консерватизма, космополитизма и шовинизма, клерикализма и конформизма риторически перемешивают и эту мутную смесь разливают по мозгам. Как прежде привилегии партийной элиты посредством агитпропа представлялись как общественные достижения, так теперь от имени частной собственности раздаются посулы наглой рекламы. Активных строителей коммунизма в образном ряду сменили процветающие потребители, но на их прекрасных мордах все то же общее выражение блаженного идиотизма. Никому из благонадежных обывателей, ухвативших с общего стола свой кусок счастья, не должна пройти в голову крамольная мысль, что шкурные интересы правящей элиты могут не совпадать ни с задачами государства, ни с потребностями народа.

Структуру общества можно представить в виде креста: вертикаль власти и горизонталь солидарности. Главное – соразмерность. Укрепление первой при упущении второй приводит к деформации системы: между верхами и низами возникает неодолимая дистанция и, как следствие, теряется общий горизонт. В результате имеем то, что мало кому нравится. Ни одна из национальных проблем не будет решена, пока нет действенного единства в обществе. Речь не о формальной договоренности, прописанной законами, а о солидарности, рождающейся из доверия.

Философ Ханна Арендт в эссе «О человечности в темные времена» развивает одну мысль, одновременно обнадеживающую и удручающую. О том, как люди под гнетом истории обретают нужду друг в друге. Униженным и оскорбленным, изгнанным и отверженным присуще инстинктивное чувство локтя. Только гонимые, меняющие фунт лиха на пайку хлеба, в полной мере способны на сочувствие и сострадание. Как сказал однажды Джек Лондон, милосердие – это не кость, брошенная собаке; милосердие – это последний кусок, который ты разделил с собакой, когда сам так же голоден, как она. В темные времена внутренняя теплота, восполняющая убыль света, оделяет человечность ореолом святости. Именно этим внутренним теплом согревались христиане в периоды гонений. Что поражает нас в образах мучеников за веру? не столько невиданное мужество, сколько несказанная доброта. Откуда? Не от мира же! Значит, от духа… Это чудо обладает неоспоримой убедительностью для тех, кому стыдно и горько, когда торжествует злоба. И как идейный дистиллят нравственного опыта из глубины души восходит триединый смысл Великой французской революции, определивший стремления нового времени: свобода, равенство, братство.

Ближайший доступный нам опыт братства – этос шестидесятых. Кто был не в ладах с системой, искал и находил в давящей тьме застоя живое тепло в дружеском кругу, сплоченном не политически, но этически. Люди этого поколения не очень умели жить, но дружить умели.

Как вожделенно жаждет век

нащупать брешь у нас в цепочке…

Возьмемся за руки, друзья,

чтоб не пропасть поодиночке.

Большей частью эта душевная общность, обусловленная несвободой, была лишь иллюзией, наведенной средствами искусства – но это была великая иллюзия, обладающая великой моральной силой. Солидарность, присущая простым людям, в темные времена спасает народы и зиждет государства.

Казалось бы, тут все просто. Однако философ суть исследователь человеческой природы, а не врачеватель; горькая мудрость Ханны Арендт не приносит утешения страждущим. Исторический опыт показывает, что опора на иллюзии ненадежна. Человечность униженных и оскорбленных никогда еще не переживала час освобождения даже на минуту. Это не значит, что человечность вообще не имеет значения – ведь она действительно делает унижение и оскорбление переносимыми; но это значит, что в политических категориях она абсолютно не существенна.

Различение врожденного и вынужденного не пришло в голову революционерам, увидевшим в пролетарской солидарности основу социализма. Россия за эту близорукость заплатила гражданской войной. Брат встал на брата. И не стало ни братства, ни равенства, ни свободы.

Последний раз великая иллюзия братства просияла в августе 91-го, когда униженные и оскорбленные прежним режимом сошлись на баррикады у Белого дома, чтобы взяться за руки. Последний раз – перед распадом…

5 сентября. Революция потерпела решительное поражение – не в историческом плане, но в методическом. Оказалось, что братство плохо совмещается с равенством, и еще хуже со свободой. Это как Лебедь, Рак и Щука, взявшиеся везти воз с поклажей. Дружба дружбой, а дорожки врозь. Солидарность кончается там, где начинается корысть. Когда дошло до дележа общенародной собственности, бедные люди остались при своих интересах. Эта разобщенность обесценила достигнутые цели. Свобода настала как зима, к которой не приготовились. У нищих духом холод в сердце и пустота в душе. Темные времена сменились сумерками морали. Кто ищет прибежища в храме, кто тешится бессильной злобой, кто утешается бесцельной ностальгией.

Надежда на историю, как всегда, не оправдалась. Надежда на человека, несмотря ни на что, остается неизбывной. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. Так утверждает нашу надежду Евангелие от Иоанна.