Своемерные записки на полях календаря

2010-07-08

Автор: Владимир Ермаков

28 июня. В «Записных книжках» Лидии Гинзбург, филолога формальной школы, есть зарисовка с натуры: берег реки у дачного поселка. Жухлая травка, подернутая соломенной проседью, – вся в консервных банках, скомканных газетных обрывках, растоптанных коробках от папирос. Лепешки коровьего дерьма среди всего этого выглядят удивительно благородно.



О постоянство родного пейзажа! Берег Оки, чуть в сторону от центра, неполный век спустя являет ту же картину. Разве что доминируют теперь пластиковые бутылки да дерьмо… в лучшем случае – собачье, а в худшем… нерукотворный след, оставленный подлым людом. Здесь был Вася…

29 июня. Пересматривая предыдущие публикации, испытываю неудовлетворение от текста. Не то чтобы я был с собой не согласен… пишу как думаю; не в этом дело. Досада оттого, что первоначальный замысел в процессе как-то незаметно для автора изменился. Вопреки первоначальным намерениям, публицистические высказывания довлеют над спонтанными размышлениями. Хотелось другого…

То, что я хотел бы записать от себя на полях календаря, не надменное осуждение времени, но непосредственное суждение о нем. По возможности, разумное. Но стратегия письма в режиме текущего времени неизбежно лавирует между вовлеченностью и отстраненностью, никогда не совпадая вполне ни с данным, ни с должным.

30 июня. Я проснулся от крика ворон, в пять утра устроивших разборку под моими окнами. Не знаю, о чем у них шла речь, но орали страшно. Я припомнил Бродского:

Я проснулся от крика чаек

в Дублине.

На рассвете их голоса звучали

как души, которые так загублены,

что не испытывают печали…

Дальше я не вспомнил и стал вслушиваться в ход птичьего скандала, так похожего на человечий. Может, они и впрямь учатся у нас? Наслушались на базаре… По мере развития сюжета вороньей оратории определилась ведущая партия. Голос солиста временами достигал поистине трагического звучания, и те, кто ему противоречил, явно теряли уверенность в себе. Хор уже не обвинял, но оправдывался, а хриплый баритон надрывался, утверждая свою правоту все выше и выше по октаве. И долго не мог успокоиться, когда все прочие, судя по всему, уже забыли, о чем был спор.

А потом в наступившей тишине стала перекликаться птичья мелочь. Синицы? Кажется, синицы… Но не они одни. Высокие ноты рассыпались по партитуре, как хрустальные бусины с порвавшихся нитей. Воздушное разноголосье – как луговое разнотравье…

Днем под окном хозяйничали голуби, живущие меж людей словно никудышные ничьи куры. Бестолковая птица, пустая – а все божья тварь; жалко. На пятачке под грушей у них кормушка: туда сентиментальные жители походя кидают крошки хлеба или горсточку крупы… Когда мы с женой шли мимо, черный кот из ближнего подвала крался к голубиной тусовке – наперерез нам. Я рванул вперед, чтобы он не успел перейти дорогу (в приметы я не верю; но… чего зря рисковать?), и кот шарахнулся в сторону. И долго смотрел вслед с досадой и недоумением: с чего прохожему человеку вздумалось заступаться за этих крылатых крыс?!

Птицы поют весь день напролет; даже в полуденный зной какой-нибудь залихватский чирик-цурюк-фьюить вдруг просверлит дырочку в неподвижном горячем воздухе – и словно как легче дышать. В Козьем парке, ближе к реке, живет пара сорок. Красивые птицы… но что-то в них есть неприятное; как будто их элегантные фраки ворованные. Очень недоверчивые; не любят, когда за ними наблюдают. А вот воробьям все равно, человека как бы и не замечают, – но попробуй подберись…

А небо над городом принадлежит стрижам. Неутомимо, с утра до вечера, стрижи барражируют над крышами – то пролетают слаженными звеньями, заходя крутыми виражами в ущелья улиц, то врозь рассыпаясь на взлете, словно закручиваясь черными клочьями в невидимом восходящем смерче… Мне кажется, что эти птицы нарушают законы природы. В их нескончаемом скоростном полете расходуется столько энергии, что каждому стрижу нужно, наверное, полкило комаров в день, чтобы поддерживать силы. А где ж столько взять?! Завороженный этой тайной, я пытаюсь отследить взглядом их небесные дорожки… куда там!

Стрижи кружатся и кружатся над нашей улицей, незаметно исчезая в медленно подступающей темноте. А когда небо опустеет, в освободившееся пространство невесть откуда скользнет стремительная тень летучей мыши. И настанет ночь…

31 июня. В этот день ничего не случилось. Ничего такого, что осознавалось бы как проблема. Жизнь шла своим чередом, потребляя даровую солнечную энергию и выделяя беспричинную радость. Жизнь, не знающая ярма календаря…

Чушь, конечно… Так не бывает. Как нет в календаре даты, которой помечена эта запись. А жаль. Английский писатель Чарльз Питер Сноу, личность довольно нудная и мрачная (судя по дневникам Джона Фаулза), однажды написал легкую и веселую книгу, полную доброй иронии и светлой ностальгии. Повесть «31 июня» давным-давно была опубликована в «Иностранке»; помнится, я принес свежий журнал в школу и взапой читал его на уроке истории. Увлекся так, что полностью выпал из реальности и не сразу понял, что происходит, когда нависший над партой учитель стал тащить журнал у меня из рук, а я тянул назад, пытаясь дочитать страницу…

С тех пор мне все кажется, что в середине года зияет утрата. Выпал день, которого не хватает для полноты жизни. 31 июня: день воли и приволья. Сквозь эту прореху в календаре можно одним глазком заглянуть в виртуальный мир и увидеть внутренним взором потерянный рай… о как хорошо мы могли бы жить, если бы нас с детства учили этому!

1 июля. В книге питерского писателя Андрея Столярова «Освобожденный Эдем» нашел жесткую формулировку кризиса социальности: Бюрократия стала грозой нашей цивилизации, вероятно, более разорительной, чем все ураганы и землетрясения. И далее: Социальная сфера современного государства настолько переусложнена, что функционировать в нормальном режиме она уже неспособна. Сами законы ее существования оборачиваются против нее. Такой вот парадокс. Кажется, что каждая решенная проблема порождает ситуацию, превосходящую исходную по негативным последствиям.

2 июля. Великая иллюзия эпохи Просвещения – умозрительный мираж, известный как общественный договор. Лукавый путаник Жан-Жак Руссо сбил всех с толку, утверждая, что источник легитимной власти – сознательное согласие делегировать властные полномочия национальной элите для надлежащего управления общими делами на оговоренных условиях. Ничего подобного! В лучшем случае система законов худо-бедно отражает историческую инерцию и учитывает требования времени. Общественное мнение лишь сглаживает противоречия, модифицируя данное как должное, представляя неизбежное как необходимое. А что до действительной власти, то ее глубинный источник – темное подсознание массы. Все подавленные страхи и навязчивые идеи, все неизжитые обиды и незажившие язвы, все мифические мании и бытовые фобии, персонифицируясь в харизматические фигуры власти, преображаются в магическое излучение, противостоять которому могут лишь немногие. Сила власти в нашей слабости перед ней.

3 июля. Относясь скептически к прагматике правительства и практике управления, я ни в коем случае не хотел бы представлять критический дискурс как политический курс. К государственному строю, каков он ни есть, у меня меньше претензий, чем к общественному устройству. Каждый народ имеет то правительство, которое заслуживает. Старая сентенция пламенного реакционера Жозефа де Местра доныне не опровергнута. Василий Белов в повесть «Привычное дело» вписывает мудрое рассуждение пошехонцев: Нам надо начальство хорошее, непьющее. Без хорошего начальства погибнем. Этот сарказм язвит нас до сих пор…

Единственный способ исцеления отечественной истории от эксцессов революции и реакции в том, чтобы избавиться от национальных комплексов, глубоко засевших в подсознании народа. Только укрепление гражданского общества, то есть опора на волю и разум сознательных элементов самодеятельного населения, включенных в эффективную систему взаимодействия с властью, способно создать социум, устойчивый в изменениях.

4 июля. Америка празднует День независимости. Им есть что праздновать. Бывшие заокеанские задворки Британской империи, Соединенные Штаты к началу XXI века стали единственной сверхдержавой, независимой от мирового общественного мнения.

Судя по всему, Америка еще не потеряла своей внутренней мобильности и способности опережать ход событий. В Америке все время что-то меняется, и наше представление о ней запаздывает на этап.

Почему Соединенные Штаты Америки столь удачливы в истории? Все сходит им с рук и все идет им на пользу! Если нас за вторжение в Афганистан подвергли остракизму в мировом масштабе, американцы умудрились проделать то же самое под всеобщее одобрение. Представьте себе, какая буря возмущения поднялась бы, если бы мы так загадили нефтью какой-нибудь прилегающий залив! А за их просчеты всегда платят другие. Возьмите хоть великий финансовый блеф, организованный американскими банками, заложниками и жертвами которых стали все мы…

Тут не без мистики! Посмотрите, что написано на долларе: IN GOD WE TRUST. В Бога мы верим. Значит, каждая финансовая операция является одновременно заверением Господа в лояльности американцев, гарантированной Центральным резервным банком, и небесная бюрократия с каждой сделки получает богоугодный откат. Где бы сделка ни происходила. Доллар он и в Урюпинске доллар. Бог любит Америку!

Переход Европы на свою валюту не политическая акция, а магическая. В самом деле, хватит молиться всем миром о благополучии американцев… И нам надо во всех расчетах перейти на свои рубли, предварительно разместив на купюрах с семью уровнями защиты (включая церковное освящение) «Отче наш». Ну, если не весь текст молитвы, то хотя бы самое главное: и прости нам долги наши… И тогда нам будет не страшен никакой процент кредита и не важен никакой дефицит бюджета. Бог не выдаст, дефолт не съест.

P.S. Нечаянно наткнулся на высказывание Сэмюэла Джонсона, английского классика XVIII века: Я готов любить всех людей на земле, кроме американцев. Вот когда, блин, они уже стали всех доставать…