Автор: Подготовил Борис Михайлов
Вспоминает дочь Исаака Моисеевича Татьяна, проживающая сегодня в Петербурге: «В Орле к папе все относились доброжелательно, не в пример директору муромского завода, вместе с городской властью пытавшегося избавиться от мастера с загадочным статусом. Папу уговаривали остаться, когда после политической реабилитации он собрался возвратиться в Ленинград. Предлагали не только должности начальника цеха, а потом и директора «Трансмаша», но и перспективу выдвижения на пост председателя Орловского совнархоза. В Орле папа начал с должности начальника смены. Как ко всему в жизни, на всех ступенях трудовой деятельности он относился ответственно к выполнению обязанностей, и его вскоре назначили старшим мастером, начальником отделения, а позже заместителем начальника цеха.
Слово дочери
Нам дали двухкомнатную квартиру на втором этаже дома №2 по Карачевскому переулку, в нем и сегодня живет кто-то из бывших заводчан. Недалеко от дома папе выделили земельный участок под огород. Первой же весной мы с мамой вскопали его и посадили картофель, капусту, морковь, лук, свеклу и тыкву. Рядом с домом высадили помидоры. Никогда и нигде я не ела помидоров вкуснее орловских. Папа сам выкопал и оборудовал погреб, изготовил бочки для хранения квашеной капусты, соленых огурцов, других разносолов из выращенных нами овощей. Это было не хобби, а суровая необходимость. Погребом и сохраненным урожаем мы пользовались до самого отъезда из Орла.
Большой опорой в трудные минуты жизни отцу была наша мама – Ханна Иосифовна. Сослуживцы отца, коллеги по работе любили бывать у нас. Мама – гостеприимная хозяйка, вкусно готовила из скудного ассортимента продуктов того времени. Играла важную роль в поддержании дружественной атмосферы в коллективе завода.
Я поступила в восьмой класс женской школы №29. О школьных годах остались самые добрые воспоминания, особенно о преподавателе английского языка, жаль, не вспомню фамилию, мне все же 81 год, так что, простите. Берегу фотографию одноклассниц, участниц постановки спектакля на английском языке «Принц и нищий», в котором играла Принца в девятом классе, в 1953 году».
Невыполнимое задание
В 1948 году челябинский завод начал перестраиваться на мирные рельсы и вместо танков осваивать выпуск тракторов. К 1951-му удалось выйти на проектную мощность 50 машин в сутки. Однако чиновники из тракторного ведомства в Москве, желая отличиться перед вождем, уже в 1949 году стали требовать с Зальцмана 50 машин. Это было нереально. Цифры взяли буквально «с потолка». Но Исаак Моисеевич воспитан так, что, раз Родина требует, следует выполнить задание во что бы то ни стало. Хотя по масштабу задача была сродни тем, что решались в военное время.
Поскольку партийное задание не учитывало реальные возможности производства, оставалось на полную мощность использовать «человеческий фактор». Директору и самому приходилось работать на пределе возможного, и с подчиненных требовать того же. Но заводчане, прежде всего руководители среднего звена, принимавшие тогда жесткий зальцмановский стиль и оправдывавшие его неизбежные издержки суровостью военного времени, в новых, мирных условиях не склонны были мириться с таким ритмом работы. ИТР вместе с рабочими начали роптать.
Выйти на выпуск количества тракторов, заданного чиновниками, не знакомыми с производством, не получалось. Директор «Танкограда» Исаак Зальцман был уволен, исключен из партии с формулировкой «не справился с работой». Но основная причина отставки была в другом.
Дочь Татьяна рассказывает подлинную историю бед и кар, посыпавшихся на отца: «На имя товарища Сталина поступило организованное письмо от работника челябинского завода, в котором он обвинял И.М. Зальцмана в превышении власти, нарушении правил этики в общении с подчиненными и других грехах, связанных с повышенными требованиями к рабочим. Письма на руководителей подобного содержания приходили в Кремль и раньше, обычно их отправляли в архив. В случае с папой его недоброжелателям, в первую очередь Л.П. Берии и лично Сталину, представилась возможность на примере бывшего наркома показать, кто является хозяином. Кандидат для наказания устраивал кремлевских чиновников еще и по другим причинам. Папа помогал еврейскому антифашистскому комитету, театру В. Мейерхольда. Национальность – еврей, а в стране начиналась борьба с безродными космополитами, и еще…. Папа работал и продолжал общаться с руководством ленинградской партийной организации, которое тогда проходило по «Ленинградскому делу» – все партийное руководство пытались объявить «врагами народа».
Роковое «Ленинградское дело»
Папа был атеистом, не верил в приметы и прочую чепуху, но, как рассказывал нам с братом уже во время перестройки, вызов в Москву к председателю партийного контроля при ЦК ВКП(б) М.Ф. Шкирятову в 1949 году встретил с недобрым предчувствием. Уже в здании КПК к нехорошему предчувствию добавилось короткое общение со старым приятелем – секретарем Ленинградского обкома и горкома Алексеем Александровичем Кузнецовым. Он пожаловался Исааку Моисеевичу, что ему «шьют дело», пытаются обвинить в создании группы, противопоставившей себя Центральному комитету ВКП(б).
Председатель КПК при ЦК ВКП(б) Шкирятов без предисловий, прямо на пороге объявил:
– В бывшем руководстве Ленинграда окопались враги народа, ты многих из них знаешь. Должен помочь нам, написать, что тебе известно об их преступных действиях.
Папа хорошо знал многих руководителей Ленинграда по совместной работе в предвоенные годы и первые месяцы после начала войны и написал правду. Пробежав глазами текст, Шкирятов, как хорошо запомнил папа, посмотрел на него недобрым взглядом и сказал:
– Это никуда не годится.
Сидевший в кабинете Г.М. Маленков прибавил:
– Ты берешь под защиту руководителей, которые пошли против партии, разделяешь их позицию. Придется заняться и тобой.
«Ленинградское дело» набирало обороты. Зальцмана опять пригласили к Шкирятову, теперь у него находился и Л.П. Берия. Шкирятов обратился к Зальцману:
– Почему вы делали подарки руководителям области – своим покровителям, а о главном вдохновителе наших побед – товарище Сталине – не вспомнили?
Берия высказался в более грубой форме:
– Расскажи, Зальцман, как ты организовал на государственные деньги подарки Кузнецову в 1944 году.
Отец предвидел подобный вопрос еще пять лет назад и ответил, что после снятия блокады Ленинграда на общезаводском митинге было принято решение кировцев-челябинцев собрать средства для памятных подарков руководителям обороны города. На эти деньги изготовили меч для А.А. Жданова, а командующему Ленинградским фронтом генералу Говорову и секретарю обкома Кузнецову – памятные шашки, сделанные в Златоусте.
Берия тут же спросил:
– Кто организатор нашей победы?
Папа отреагировал молниеносно. Знал, что следует ответить:
– Сталин.
– А что ж ты ему ничего не подарил? – задал новый вопрос всесильный Берия.
– Ему подарили символический меч Победы и письменный прибор в виде танка, – облегченно вздохнул папа.
– Не слышал, не знаю, – не отставал Берия. – Как ты можешь доказать?
– Он в музее Революции, среди подарков И.В. Сталину к семидесятилетию. Завтра я принесу вам справку.
– Тогда завтра и продолжим, – закончил разговор Берия.
На следующее утро отец спозаранку стоял у музея, ожидая его открытия. В музее выдали справку, в ней сообщалось, что подарки эти от рабочих завода, где директор – товарищ Зальцман.
Справка не помогла. Шкирятов, Берия и Маленков продолжили убеждать отца написать о негативных сторонах работы Кузнецова, предложили ему должность министра. Вошел И.В. Сталин, все встали, а потом продолжили уговоры папы.
Сталин уже знал, что отец отказывается дать компромат на ленинградских товарищей, не принял даже предложение о почетной должности. Вождь спросил, кем он начинал свою биографию.
– Мастером в цехе ленинградского завода.
– Что ж, – после недолгого раздумья произнес Сталин, – пусть начнет в этой должности сначала, но только в другом месте».
«Главное, я остался жив и мог начать жизнь с новой страницы», – признался позже Исаак Моисеевич детям.
Прошлое и настоящее
Пережитое он никогда не забывал, оно осталось с ним. Работая на заводе в Муроме, потом на «Трансмаше» в Орле, несмотря на все несправедливо пережитое, на все производственные и жизненные сложности послевоенного времени, Исаак Моисеевич был настроен оптимистично и верил в счастливое будущее страны. Работал с той же энергией и энтузиазмом, с которыми начинал 20 лет назад на Кировском заводе, во времена всеобщего трудового подъема, надежды на счастливое будущее и победу социализма во всем мире. Время это очень точно передает рожденный несколько позже, в середине 1930-х годов, «Марш энтузиастов»:
Нам ли стоять на месте?
В своих дерзаниях всегда мы правы.
Труд наш есть дело чести,
Есть дело доблести и подвиг славы.
Вернувшись в Ленинград в 1957 году, после реабилитации и восстановления в партии, Исаак Моисеевич продолжил работу на ответственных должностях в Ленинградском горисполкоме, занимался новым строительством и восстановлением жилых домов и предприятий, пострадавших в период немецких бомбежек. На пенсию вышел в 81 год, летом 1986-го. Без дела опять не оказался. Продолжал общаться с заводчанами на Кировском заводе, встречался с молодежью, писал мемуары о жизни и работе. А жизни без работы никогда у него и не было.
Умер Исаак Моисеевич Зальцман 17 июля 1988 года. Свои мемуары он закончил провидчески: «Я знаю, что чем больше времени пройдет после моей смерти, тем больше правды обо мне узнают люди, узнают о том, что я сделал для нашей Родины».
Загрузка ...