Автор: Беседовала Ольга Шевлякова
Молодой театральный режиссер Алексей Доронин – туляк, но границы своей малой родины он давно перешагнул. Знаменитый Щукинский институт, калягинский театр Et Cetera, постановки спектаклей в Москве и разных российских регионах… Наконец, его «Дубровский» на орловской сцене. Работа необычная, захватывающая, провоцирующая споры, призывающая к размышлению. Чего уж удивляться, режиссер-постановщик и сам человек по сегодняшним меркам не совсем обычный: творчески одаренный во многих областях, читающий и пишущий, думающий, ищущий – собственный метод, героя, смысл. За этим поиском интересно наблюдать и на сцене, и в беседе. А пообщаться нам удалось совсем недавно, в закулисье Орловского академического театра имени И.С. Тургенева, где в следующем театральном сезоне все мы сможем увидеть еще одну постановку Алексея Доронина.
Диссидент от искусства
– Алексей, вы родились в Туле и первое образование получили там же. Расскажите немного об этом периоде жизни и о выборе профессионального пути.
– Я действительно родился в Туле в 1988 году. После окончания школы поступил в Тульский политехнический университет на отделение живописи и графики. Прошел два тура, а в третьем решил участия не принимать и втихаря от родителей поступил в Туле в колледж культуры на актерский факультет. Когда заявил об этом дома, меня, естественно, отругали за то, что променял высшее образование на среднее, и обязали пойти учиться вместо политеха в Тульский педагогический университет. Я так и сделал – поступил на отделение искусствоведения. Проучился там полтора года, все это время посещал театральную студию. Там у нас был замечательный педагог – Ирина Левицкая, которая окончила заочно отделение режиссуры в Щукинском театральном институте. В то время я еще ни сном ни духом не ведал, что такое «Щука», фамилии Захавы и Вахтангова мне мало о чем говорили. Понимание пришло постепенно. И, в конце концов, я сам туда поступил на курс Родиона Юрьевича Овчинникова.
Уже будучи на четвертом курсе, я попал в театр Александра Александровича Калягина Et Cetera – причем сразу в работу Роберта Робертовича Стуруа, что меня, конечно, очень подкупило. Поработать с мастером было невероятно интересно. Позже наши пути с этим театром разошлись, но всем, с кем мне довелось там взаимодействовать, я безмерно благодарен.
– А интерес к режиссуре когда проявился?
– Да уже тогда и проявился. Две ипостаси самого себя соотносить и совмещать было непросто. Пришлось постоянно делать выбор. Свой первый спектакль я поставил в конце второго – начале третьего курса. Это была военно-музыкальная композиция. Затем, курсе на четвертом, мы выпустили Бунина. У нас вообще был дерзкий курс, очень творческий – мы много чего делали такого, что больше никто не делал, вне программы – видимо, ощущали какой-то особенный творческий потенциал. Наш педагог Родион Юрьевич Овчинников учил нас: будьте диссидентами от театра. В хорошем смысле. Не знаю, потому ли, что он был таким диссидентом или, наоборот, стремился вложить в нас то, что самому не удалось осуществить…
Невольник чести
– А как судьба связала с Орлом и нашим академическим театром имени Тургенева?
– Очень долгие, запутанные пути меня сюда вели… Буквально сработала теория шести рукопожатий. Меня позвали к Нонне Валентиновне Гришаевой сделать спектакль по рассказам Шукшина, я быстро работу выполнил. Там моя знакомая актриса Оля Лосева, которая какое-то время жила и работала в Орле, порекомендовала меня Игорю Анатольевичу Черкашину (экс-худрук ОГАТ имени И.С. Тургенева. – Прим. ред.). Мы списались, что-то друг другу предложили, какие-то проекты… Мне стало интересно, и я приехал в Орел.
– В результате на орловской сцене вы поставили спектакль «Дубровский». Чья была идея выбора литературного материала?
– Предложение шло от театра. Черкашин мне сказал: «Подумайте над «Дубровским». По его замыслу должно было получиться что-то мелодраматическое и костюмное. Я истолковал эту историю по-своему, сделал какие-то собственные акценты.
– Расскажите о них. Эти самые акценты, основный посыл спектакля, его атмосфера – это собственное прочтение Пушкина, аллюзии на современность, стремление к оригинальности, может быть?
– Если начинать с конца – о попытке оригинальности – я, во-первых, не видел ни одного «Дубровского», да и ставят его не так часто. Порой делают мюзиклы – такую разбойничью историю… Но я иначе увидел это произведение. Начал внимательно его читать, пытаться уловить ассоциации, которые вызывает роман. К примеру, Пушкин очень иронично там описывает процесс суда над Дубровским-старшим. Этому эпизоду посвящен большой, витиевато написанный отрывок – для того чтобы понимали, как в наших судах все происходит. Сегодня такое вполне могло бы появиться в романе Пелевина, к примеру, или Дины Рубиной – история очень актуальная. Да и, вообще, описано там много жути: огромное количество горничных у Троекурова, которые каждый год от него беременеют, детей, естественно, сплавляют и т.п. Картина мрачноватая, одним словом.
Конечно, не хотелось в постановке создавать образ сермяжной, лапотной Руси – наоборот, я ставил задачу избежать такого рода штампов и выйти в итоге к обобщению, при этом сохранив визуальный язык той эпохи.
Сам замысел спектакля постепенно менялся, оттачивался. Вот что для меня в нем является ключевым. Пушкинская тема – это тема чести. Сам Пушкин, вся его биография являются подтверждением, воплощением этой категории. Вот и Дубровский у него честный малый. В нашем спектакле он убивает Троекурова. Он завершает акт мести в полной мере. И я считаю, что такой герой имеет право, более того, должен появиться на сцене. После фильма «Брат» Алексея Балабанова, мне кажется, другого героя в современном обществе пока не нашлось. Он несет свой крест, он нарушает важнейшую заповедь «не убий» – сознательно, для того чтобы остаться честным по отношению к своим собственным убеждениям, в том числе, как ни парадоксально, христианским. Ведь христианский постулат о том, что нужно подставить другую щеку, касается ситуаций, когда обидели тебя самого. Но не твоего близкого человека. Здесь уже законы мести, защиты поруганной чести вступают в силу.
Диалог со зрителем
– Вы следите за творчеством коллег? Может, какой-то спектакль произвел особенное впечатление?
– Да, меня часто приглашают что-то посмотреть, и мне много что нравится. Последнее сильное впечатление – «Ревизор» в постановке Стуруа с Калягиным в главной роли в театре Et Cetera. Спектакль идет всего полтора часа и сделан настолько мастерски, что в этот совсем небольшой хронометраж укладывается весь Гоголь. Это вообще учебник по режиссуре: там и юмор есть, поданный достаточно изящно, и сатира, и совершено неожиданный, феноменальный просто сюжетный поворот, который раскрывать не буду – вдруг кто-то надумает посмотреть. Роберт Робертович, конечно, умеет это делать… Он такой Феллини от театра, по моему ощущению.
– В ОГАТ имени Тургенева осенью обещают представить вашу новую работу – «Село Степанчиково и его обитатели» по одноименной повести Достоевского. Как пришла мысль это произведение поставить? Что ждет зрителей? Приоткроете тайну?
– Я просто решил перечитать эту повесть, которую Достоевский писал в ссылке. Сюжет во многом строится на детективной интриге – такой западный подход, реализуемый на русской почве рефлексии, одержимости, богоискательства. Это произведение было создано раньше великих романов Федора Михайловича, и есть ощущение, что оно некоторым образом предварило многие интересующие его темы. Там есть, к примеру, Верховенский (один из центральных персонажей романа Достоевского «Бесы». – Прим. ред.), выраженный в комическом персонаже Мизинчикове. Типаж тот же, просто ситуация, в которой проявляется характер, сама по себе ничтожная, мелкая. Но есть там и довольно выпуклый, интересный персонаж – Фома Опискин. А в Орловском академическом театре служит потрясающий артист – Николай Чупров, который его и сыграет. У Николая Евгеньевича грядет юбилей, и роль эта идеальна для него.
Конечно, помимо комедийных сторон, которые в этом произведении присутствуют, я увидел в нем и многое другое. Есть там несколько ключевых реплик, которые станут смыслообразующими в спектакле. Одна из них принадлежит самому Достоевскому. Точно не воспроизведу, но смысл в том, что когда человек с низкой, подлой душой дорывается до власти, он начинает творить гнусные вещи. Многолетний опыт нашей страны этот тезис подтверждает, к сожалению. Вторая же мысль заключается в том, что покорный, безмолвный народ действительно имеет того правителя, которого заслуживает.
Этот спектакль составит своеобразный диптих с «Дубровским», только создан он будет в несколько ином ключе, в другой языковой стихии. А так – тоже история про власть. Только если в «Дубровском» некая полемика идет вокруг «не убий», в «Степанчикове» речь уже о заповеди «не сотвори себе кумира». Герои этого произведения создают буквально культ личности Опискина. Он подчиняет себе людей, а они подчиняются в первую очередь потому, что сами этого хотят. Рабский инстинкт, сидящий в человеке, не дает возможности противостоять самодурству и тирании. Аналогии в спектакле будут очень узнаваемы и понятны.
Сцена – это активный диалог. Сейчас в обществе преобладает некое пассивное недовольство действительностью. И в такой ситуации людям необходимо напоминать: вот это – вы. Задумайтесь. Через сопереживание, соучастие человек как бы осознает себя, выходит из состояния анабиоза, вырабатывается круг единомышленников, в котором он уже не так остро чувствует отчужденность. Тема экзистенциального одиночества сейчас очень сильна, и одна из задач искусства вообще и театра в частности – помочь человеку его преодолеть.
Загрузка ...