Автор: Геннадий Попов, отв. секретарь Орловской писательской организации, сопредседатель Союза писателей России.
На днях Виктору Дронникову исполнилось бы 70 лет. О творчестве поэта, его судьбе и нашей памяти рассказывает Геннадий Попов — ответственный секретарь Орловской писательской организации.
Ещё, казалось бы, вчера, каких-то восемь лет назад, довелось мне побывать в Севском монастыре в Брянске во время традиционного Тютчевского праздника. Лауреатами премии в тот 2002 год стали известный литературный критик, учёный, писатель Вадим Кожинов из Москвы и наш Виктор Дронников.
Мы шли не торопясь под стенами монастыря: Юрий Кузнецов с Дронниковым, за ними мы с Кожиновым. О чём была беседа?.. Конечно, в деталях, увы, и не вспомнить. Но ощущение значительности того разговора осталось: о нашей истории и, разумеется, о литературе и родном Слове. И, возможно, представлялось мне тогда, что три, не убоюсь сказать, витязя русской литературы, шедшие рядом, будут жить вечно, как и древний красавец монастырь…
А, скорее всего, ни о чём таком просто и не думалось. И не мог я тогда знать, что предстоит мне сегодня смиряться с тем, что нет этих трёх богатырей русских на этом свете. Что придётся мне несколько недель вымучивать послесловие к посмертной, по сути, книге Виктора Дронникова, ибо живое естество моё решительно не хотело свыкнуться с его уходом. И только когда осознание этого всё же пришло, решительно порвать всё вымученное и за одну ночь написать, не иначе как с Ф.И. Тютчевым вместе, предлагаемые вам, уважаемый читатель, заметки.
И вот ещё что! Есть уже Кожиновские и Кузнецовские чтения. Почему бы не учредить в Орле ежегодные Дронниковские чтения? Откликнитесь, энтузиасты!
ГОРНИИ СВЕТЫ…*
(откровение на пороге инобытия)
Одни из последних строк в рукописях Виктора Дронникова (август 2008-го) даны с эпиграфом из стихотворения Ф.И. Тютчева «Накануне годовщины 4 августа 1864 г.»:
«Ангел мой, ты видишь ли меня?»
Ф. Тютчев
Бьют из облака горнии светы –
Посреди грозовой немоты…
Ангел мой, дай почувствовать, где ты?
Я стою у предвечной черты.
Ангел мой, я нечастый проситель,
Ты меня, белокрылый, прости.
Если ты мой хранитель-спаситель,
Помоги мою душу спасти.
Ей уже на земле не согреться
В отчуждённом гнездовье огня.
Помоги ей на свет опереться
Перед тем, как покинет меня.
С полным основанием можно предположить, что эта реминисценция вызвана не только простым совпадением обращений к Ангелу. Да и Ангел в стихотворении Тютчева, казалось бы, прежде всего нежное обращение к возлюбленной Е.А. Денисьевой в канун первой годовщины её смерти: «Друг мой милый, видишь ли меня» (заключительная строка первой строфы).
Но ведь известно, что так называемая «молитвенная лирика», её побудительные мотивы Тютчева не поддаются однозначной трактовке. У Дронникова – тоже. С одной стороны, это чисто личностное, чувственное, когда молитва осознаётся как форма самовыражения и мироощущения. Совсем иной, надличностный аспект – размышления о необходимости обращения к собственно «молитве», к вере. Когда строка обретает характер проповеди-искупления, молитвенного слова о необходимости преодоления безверия, греховности и духовного самоопределения в осмыслении природы, человеческих отношений, истории Отечества, человеческой истории, модели мира… Когда молитва выливается в слово о высоком предназначении самого Слова и даже в попытку осмысления всего сущего.
Эта первая посмертная книга избранных стихотворений Виктора Дронникова, лауреата многих всероссийских литературных премий (в т.ч. имени Ф.И. Тютчева), в полной мере позволяет говорить о последовательном присутствии в его творчестве именно «молитвенных» мотивов в гражданской, философской и любовной лирике, о восхождении поэта не только к вершинам поэтического слова, но и к высочайшему гражданскому мужеству, а порой и самоотречению во имя «моления» об Отчизне, к горнему свету духовного совершенства…
У Дронникова, как и у Тютчева в своё время, гражданская молитвенно-проповедническая лирика с особой силой звучит сегодня, в кризисные для России годы, как результат осознания катастрофического, трагического развития событий, как призыв к единению нации перед угрозой духовного растления и национального бедствия.
Смею поэтому утверждать, что и последнее обращение к творчеству глубоко чтимого поэтом Ф.И. Тютчева в цитируемом стихотворении «Бьют из облака горнии светы…» обусловлено глубоким классическим единством их поэтики, перед которым оказалось бессильным время: почти полтора века земного бытия разделяло их рождение и уход в инобытие. Теперь же, хочется верить, их объединит вечность.
Вот какое откровение, думается мне, открылось Виктору Дронникову у предвечной черты! Вот на какие горние светы опирается ныне его поэтическая душа! Современниками вот какого поэта мы были и хотя бы этим останемся в памяти людской!
*Печатается по тексту издания «Виктор Дронников. Под знаком Орла» — Орёл: Вешние воды, 2009. — с.365-367.
Виктор ДРОННИКОВ
* * *
Я спал в зеленой колыбели
У птичьей песни на краю,
Когда железные метели
Закрыли Родину мою.
Свинцовых струй вражда слепая,
Цветов кровавая купель.
Мать. Мама. Девочка седая
Мою качала колыбель.
Прошла гроза, и вслед за громом
Над вешней Родиной моей
Всем существом, зеленым горлом
Ударил ранний соловей.
Как будто пел за всех пропавших
У птичьей песни на краю…
Как чутко древний свет ромашек
Овеял Родину мою.
* * *
Не осуждайте мои привычки,
Они не Ваши, они мои.
Ко мне на плечи летят синички,
Ну чем синички не соловьи?
Зачем мне кисти, зачем полотна,
Зачем мне мудрость чужих страниц?
Ведь так отрадно, что так щекотно
Кормить в ладонях своих синиц.
Я зачарован их чудной речью
Осталось только в слова облечь.
Я научился на человечью
Переводить их синичью речь.
Мои синицы… Я так их слышу…
Осталось только мне птицей стать.
Совсем нетрудно взглянуть повыше –
Взглянуть повыше,
как полетать.
* * *
Ты слышала? – ночью кричали пролетные птицы.
Я слышал их крики… Иль всё
это было во сне?
Ты слышала? – ночью
скрипели в дому половицы…
Входил, выходил кто? –
Иль всё это грезилось мне?
Ты знаешь, мне грустно,
что я отлучен от природы…
Я где-то не с нею, я где-то поодаль стою.
Не я же, не я на краю золотой непогоды
Кричу над водою и белыми
крыльями бью.
Ты знаешь, так тянет
на берег дремотной протоки,
Где листьями лилий укрылась вода не дыша,
Где если и звук над водой, то такой одинокий,
Как если бы плачет и мечется чья-то душа.
Ты слышала? – ночью
скрипели в дому половицы.
Входил, выходил кто из дома иль в дом?
Не я ли там был, где кричали пролетные птицы?
Я был там, я был там и крыльями бил над водой…
* * *
Поэты приходят ко мне во сне,
Их поступь лелеет слух.
Так одноверцы в чужой стране
Сбиваются в тесный круг.
И каждый от ангела неотличим,
Их речь никому в укор.
О том, о чем на земле молчим,
Обыденный их разговор.
Пушкин смеется… Есенин весь
Как одуванчика пух.
Тютчев здесь, а как будто не здесь,
Блок превратился в слух.
А за окном пролетают миры,
Небо росит, как ветвь.
Хватит ли Фету цветущей мглы
Вечное запечатлеть?
Бунин упорно глядит в огонь,
Странник нездешних стран.
Бабочка села к нему в ладонь,
Узкую, как тюльпан.
Сон продолжается и наяву…
Пахнет жара травой.
Разных цветов на лугу нарву
И принесу домой.
* * *
Разве словом жизнь переиначить,
Разве сердцем зло перетолчешь?
Вот ты и смеёшься, словно плачешь,
Вот и плачешь, словно бы поешь.
Лучше б ты не слышал и не видел,
Жил бы, очи Божии любя…
Разве никого ты не обидел,
Разве не обидели тебя?
Потому так истомлено глухо,
С ветром изнеможена в борьбе,
Долетает музыка до слуха,
Словно посвященная тебе.
И тогда по призрачному цвету
С бестелесной дрожью узнаешь
Жизнь, которой не было и нету,
О которой песни не споешь.
ПРОЩАНИЕ С ЛЕТОМ
До свиданья всё, что сокровенно…
Стало меньше над лугами света.
Возом свежескошенного сена
Прокатилось по деревне лето.
Прокатилось лето…
Закатилось…
Закричали над полями птицы.
Лишь вчера мне радостное снилось,
А теперь не знаю, что приснится.
Закатилось… Что же мне осталось?
Перелесков розовых остылость.
Так храни оставшуюся малость,
Как большую Божескую милость.
Не дрожи, осенняя осинка,
Мы у жизни все на перекате.
Кто-то машет синею косынкой
На закате лета… на закате.
ПУТЬ НЕВОЗВРАТНЫЙ
Нет, не хочу я былое вернуть —
В прошлом не встанешь с колен.
Путь невозвратный —
единственный путь!
А возвращение — тлен.
Как о величье страны ни радей —
Сумрак не примешь за свет.
В громких делах чужеродных вождей
Божьего промысла нет.
Нет, я отеческий сук не рублю,
Прошлое не позабыть…
Разве я меньше Россию люблю —
Если мне страшно убить?
Сколько убито, повержено ниц —
Неисчислимая рать.
Мерзко, по сути, громил и убийц
К лику святых причислять.
Он нам сказал: Возлюби!» —
потому
Это вершинная весть.
Путь невозвратный —
единственно есть
Путь возвращенья к нему.
Загрузка ...