Автор: Владимир Ермаков
Ни одно мировоззрение не может вместить мироздание иначе, как собранием в уме
разрозненных образов, обусловленных согласием между ними. В сфере сознания
порядок мысленных вещей определяет сбалансированная система воображения и
сомнения. Человек – мера всех вещей…
Доколе он знает меру критическому суждению; системный сбой в идейных убеждениях деформирует структуру личности.
Отравление пафосом порождает фанатизм; отравление скепсисом вызывает цинизм.
Природа сознания на инстинктивном уровне сопротивляется соблазну
интеллектуального извращения. Однако разумное существо, в отличие от неразумного,
наделено свободой воли, – и если в лабиринте мозга заведется навязчивая идея,
дурная страсть может преодолеть резоны здравого смысла. Вовлеченный в соблазн,
человек утрачивает благоразумие. Заблуждение, поддержанное воображением,
развивается в манию; подозрение, разъеденное сомнениями, перерастает в паранойю.
Вольномыслие, вышедшее из-под морального контроля, переходит в своеволие – и
душа, оторвавшаяся от метафизического корня, мучительно расчеловечивается.
Распадается связь времен, физического и исторического, и граница между мирами,
внутренним и внешним, становится линией фронта. Нигилист – переродившийся в себе
идеалист: фанатик и циник в одном лице. Засилье нигилизма в общественном сознании
– главная проблема человеческой цивилизации, чье дальнейшее существование зависит
от согласия людей.
Нигилизм в гносеологии (теории познания) является сильнодействующим средством от
заражения критического разума умозрительными иллюзиями. Символом гносеологии
может быть старинная эмблема медицины – змея, обвившая чашу: змеиный яд может
служить и жизни, и смерти – в зависимости от применения. Недаром в библейской
аллегории змей обвивает ствол древа познания добра и зла; гносеологический исток
нигилизма – вожделение мятежного духа к голой истине.
По своему генезису нигилизм не злая воля порочного ума, а превентивная мера по
защите сознания от состояния застоя. Разумное существо не может и не должно
пребывать в ленивом удовлетворении условиями своего существования – организм
стремится к гомеостазу, а разум томится праздностью. Забота вонзается в душу, как
жало в плоть; активное сомнение становится испытанием способности ума к
самостоятельному мышлению. Следовательно, явление нигилизма обусловлено духовной
необходимостью.
Однако судьба нигилистов нелегка и незавидна… Изъясняя метафизическую разность
между божьим промыслом и моральным законом, Иисус постулировал ответственность
человека за выбор жизненной позиции: невозможно не придти соблазнам, но горе
тому, через кого они приходят. 1) Взяв это высказывание на веру, можно сделать
вывод, что явление нигилизма, реликтовое излучение изначального ничто в сферу
бытия, входит в условия человеческого существования, – но нигилисты как служители
сущей ничтожности обречены на уничтожение.
Радикальные философы, начиная с Диогена, достигают мысленной независимости от
общего мнения в результате рискованных экзистенциальных экспериментов,
поставленных на себе. То же художники, чья жизнь в искусстве обусловлена
креативными стрессами. Маргинальный опыт – черный ход из окружающей
действительности; в разрыве между свободой мысли и свободой совести открывается
путь на волю… Дорога никуда. Ибо конечная причина нигилистического соблазна –
сущее ничто. На каком-то этапе разуму, пораженному прогрессирующим нигилизмом,
это становится понятно. Однако к этому времени уже пройдена точка невозврата. Зов
бездны в поврежденном рассудке сильнее, чем голос совести, предостерегающий душу
от падения в черную дыру, где ничего нет и быть не может.
В мире постмодерна эпистемологическая неуверенность, объявленная ментальной
основой толерантности, стала стратегическим ресурсом нигилизма. Если мера,
отделяющая добро от зла, более недействительна, что тогда человек? Сущее нечто,
не имеющее никакого онтологического значения. А если так, то все дозволено…
Состояние вседозволенности, обусловленное господством нигилизма, – внутренняя
трясина в современном мировоззрении. Не время задаваться вопросом, кто виноват в
том, что система мира оказалась в тотальном кризисе, – пора всерьез задуматься о
том, что делать дальше. Общая задача более-менее ясна. Прежде всего, человечеству
в целом надо обрести в себе решимость к продолжению истории другими средствами.
Преодоление обстоятельств места и времени мыслится как преображение условий
человеческого существования. Если иначе невозможно, нужно сделать невозможное.
Как известно, однажды на охоте легендарный барон Мюнхгаузен угодил в трясину. –
Положение было отчаянным. Надо было выбирать одно из двух: погибнуть или
спастись. Но как? И тут меня осенило. Голова-то всегда под рукой, господа! Я
схватил себя за волосы и потянул что есть силы. Рука у меня, слава Богу, сильная,
голова, слава Богу, мыслящая… Одним словом, я рванул так, что вытянул себя из
болота вместе с конем.2) Как сказал поэт по сходному поводу, его пример – другим
наука…
К середине этого века у человечества, все глубже увязающего в наболевших
проблемах, не останется другого выбора, кроме как между гибелью и спасением.
Значит, не полагаясь более на божью помощь, ему придется самому сотворить чудо.
Почему бы и нет? – Техника у нас мощная, а голова мыслящая… Если человечество
сумеет освободиться от гипноза нигилизма и взяться за ум, оно сможет вытащить
себя из исторической трясины, засасывающей цивилизацию, – вместе с планетой,
ввергнутой гонкой технологий в экологическую катастрофу. Если, конечно, к этому
времени homo sapiens в массе своей не выживет из ума.
Каким образом может и должно произойти избавление от наваждения пустоты? Самым
что ни на есть разумным способом. В плане познания сущего в разуме явлены два
модуса отношения мыслящего к мыслимому: идеализм и нигилизм. В зависимости от их
соотношения складывается топос существования: каждый живет в том мире, какой
сотворен в его голове. Чем обусловлена личность, так обустроена ее
действительность. Значит, для своего спасения человечеству нужно целенаправленно
и целесообразно менять отношение сознания к бытию, то есть парадигму
существования.
К сему суждение современного философа, скептика и агностика Андре Конт-Спонвиля;
рассуждая о соотношении идеальности и действительности, он делает следующий
вывод: … и добро, и справедливость существуют лишь в той мере, в какой мы
придаем им значение. <…> Мы не потому должны подчиниться справедливости, что она
существует (это догматизм), и не потому должны от нее отмахнуться, что ее нет
(это нигилизм), – именно потому, что справедливости нет (она существует только в
наших мыслях и живет лишь в наших сердцах), мы должны за нее бороться. Что мы
можем противопоставить догматизму? Здравый смысл и терпимость. А нигилизму?
Любовь к ближнему и смелость. 3)
В здравом уме, поставленном под угрозой потери смысла, свобода мысли должна
осуществиться как осознанная необходимость совести. Не понимать этого дальше уже
нельзя. Если основополагающее и конституирующее значение нравственных идеалов
будет признано и осознано в мировом масштабе, законом общества станет
установление справедливости, а основой существования – утверждение жизни. Иначе
само наше присутствие в мире окажется под сомнением.
После всех деклараций отчуждения и выражений отчаяния, которыми перенасыщено
жизненное пространство, хочется поверить надежде, которая умирает последней. Ибо
все может выжечь дотла в падшей душе темный огонь нигилизма, но только не
извечную самость – метафизическую основу человеческой личности. В поэзии Булата
Окуджавы, последнего идеалиста русской литературы, надежда – кодовое слово,
открывающее душу спасению.
В земные страсти вовлеченный,
я знаю, что из тьмы на свет
однажды выйдет ангел черный
и крикнет, что спасенья нет.
Но простодушный и несмелый,
прекрасный, как благая весть,
идущий следом ангел белый
прошепчет, что надежда есть.
Черный ангел, глашатай безнадежности – внутренний голос нигилизма. Явившись в мир
как мятежный дух, нигилизм сулил освобождение разума от умозрительных иллюзий.
Однако на месте прежних миражей в сознании образовалось наваждение пустоты, в
которой пропадает душа.
Белый ангел, вестник надежды – внутренний голос идеализма. Судьба человечества
зависит от того, как много его отдельных представителей, преодолев в себе
негативное наваждение, решатся восстать против режима ничтожества. Ведь есть же
среди нас люди, решившиеся стать людьми в полном смысле слова. Наша надежда – в
них. Их сила – в нас.
Надежда, благая весть из метафизической глубины божьего мира, не столько истинна,
сколько верна. Верна в том совокупном смысле слова, что возникает из синтеза веры
и верности – веры в сакральную природу добра и верности священному долгу. Верна в
той степени, в которой станет разумной основой согласия в людях. А если будет
согласие в главном, все остальное – дело времени. Тогда у всего человечества
впереди долгая и счастливая жизнь. Жизнь как утверждение жизни в ее идеальных
параметрах – совести, чести и справедливости.
Писатель и мыслитель Александр Радищев, классик и критик просветительского века,
всей душой, уязвленной страданиями человечества, оставался верен идеалам
гуманизма. Ужели, вещал я сам себе, природа толико скупа была к своим чадам, что
от блудящего невинно сокрыла истину навеки? <…> Разум мой вострепетал от сея
мысли, и сердце мое далеко ее от себя оттолкнуло. Я человеку нашел утешителя в
нем самом. “Отыми завесу с очей природного чувствования – и блажен буду”…
Воспрянул я от уныния моего, в которое повергли меня чувствительность и
сострадание; я ощутил в себе довольно сил, чтобы противиться заблуждению; и –
веселие неизреченное! – я почувствовал, что возможно всякому соучастником быть во
благоденствии себе подобных.4) Лучшего описания катарсиса через кризис, наверное,
не было со времен Античности, когда философы, озадаченные этическими проблемами
античного социума, ввели в философию эти понятия, связывающие духовную жизнь с
душевной.
В споре идеализма и нигилизма рождается истина. Эта истина не укладывается в
логические пределы критического разума. Эта истина нисходит на душу, как благая
весть, – обетование освобождения из безысходности. Ибо сказано: И познаете
истину, и истина сделает вас свободными.5) Разуверившись во многом, я отчаянно
верю в эту святую правду. И то, что я агностик, закоснелый в скепсисе, в данном
случае не имеет никакого значения. Ибо метафизические истины так же не
принадлежат религиозным конфессиям, как физические законы образовательным
учреждениям. Не обязательно верить в догматы христианского учения, чтобы взять в
разум смысл Нагорной проповеди. И жить в божьем мире согласно моральному закону в
сердце, сохраняя разум от наваждения пустоты.
Главная задача критического разума на историческую перспективу – преодоление
нигилизма. Коварный соблазн нигилизма заключается в его духовной дерзости:
человеку, ежели он не тварь дрожащая, свойственно сметь! Однако критическая
работа рассудка должна проходить под контролем совести: освобождение разума от
моральных обязательств оборачивается порабощением духа темному началу.
Сокровенная истина, эпистема чистого разума, по определению не может быть
негативной установкой. Я мыслю, следовательно, существую; этот тезис Декарта –
аксиома метафизики. Я существую, поскольку мыслю свое существование. Значит,
мышление как таковое, какими бы извилистыми путями оно ни следовало к своей
конечной причине, по сути своей не может быть отрицанием смысла жизни – а только
утверждением ее сложности.
Героизм разума в том, чтобы всеми своими возможностями, мыслимыми и немыслимыми,
оставаться верным истине – и вплоть до конца света противостоять окружающему
абсурду. Предел существования – пограничная линия, отделяющая бытие от ничто, и
разумное существо вида homo sapiens, при всей его космической ничтожности –
метафизический страж мироздания, стерегущий сущее. Если мы не устоим в себе, в
мире не станет смысла. Так выполним же свой долг до конца – каждый на своем
месте.
1) Евангелие от Луки: 17;1.
2) Григорий Горин «Тот самый Мюнхгаузен».
3) Андре Конт-Спонвиль «Философский словарь».
4) Александр Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву».
5) Евангелие от Иоанна: 8; 32.
Загрузка ...