Свиток памяти

2018-11-11

Автор: Валентина Корнева

«Воспоминание безмолвно предо мной Свой длинный развивает свиток…». А.С. ПушкинЧитать дальше……



«Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает
свиток…».
А.С. Пушкин

* * *
Незримо время растворилось
в старинном парке средь
ветвей,
под крышей флигеля укрылось
и в кружевах сквозных аллей.
Шаги шуршащие столетий
едва улавливает слух…
И миг воспоминаний светел.
Царит Тургенева здесь дух…

* * *
Свободна мысль, преград
не зная,
она в пространствах и веках,
как птица, крылья
расправляет…
И вот уже Париж. Река.
Ласкает Сена парапеты.
И слышен говор парижан.
Весна. В вазонах первоцветы.
Каштаны в скверах тут
и там…
Писатель русский вновь
проездом,
вдали от Родины своей.
Болезнь настигла злобным
бесом.
Скорей бы Буживаль, скорей…
Печален дом его в «Ясени»,
за шторой старость и недуг,
труда свидетель,
мрачной лени,
тоски, что накатила вдруг…
А рядом – шумное семейство
Богини-примы Виардо,
друзей забавы, лицедейство,
стихи, романсы и вино…
И он в чести на званом пире,
но одиночество томит.
Поют осанну его лире,
душе не всласть – она болит…
«На краешке гнезда чужого»
вся жизнь сполна. Его
судьба…
Нет глаз родных, плеча
родного.
И ни к чему тоска, мольба.
Теперь «под гору» и дорога.
Настали тягостные дни.
Что делать? Горевать?
Как долго?
А мысли?.. Горькие они.
«Сожмись…», «уйди…
в воспоминанья»,
А там, на «самом дне» души,
Блеснет вдруг мысль
весенней ранью,
«Пахучей зеленью» глуши…

* * *
Орел и Мценск.
Как версты длинны.
Неторопливы ямщики.
Дорога. Спасский парк
старинный.
Деревня. Бабы. Мужики.
На окнах ставенки резные
и «намалеваны цветки»,
скворечни на шестах простые,
и над крылечками коньки…
Встает над росным садом
солнце.
Луч света зреет молодой.
Плеснули радуга в колодце
и небо с искристой звездой…
Все в доме барском
просыпалось,
в росе сияла каприфоль,
и солнце в цветниках
купалось…
Хозяйка вновь «вступала
в роль»:
крестьян журила, направляла:
кого на птичник,
скотный двор,
на сенокос, ведь дел немало,
полоть, вязать, кто в поле
шел…
Все делалось и в срок
справлялось
под строгим взглядом
госпожи.
А если что, рука «сжималась»…
О Господи, не накажи!

* * *
Как тянет в Спасское,
к аллеям,
бродить по парку до зари,
где тень прохладой душу греет
и так бессонны соловьи.
Как пруд зарос…
И запах тины…
А детство с ласковой тоской
манит к разрушенной плотине
и к небу с «ровной синевой».
«Безветрие, теплынь…
и воздух»,
парным так пахнет молоком.
Вдохнешь – и сладко…
Вот и роздых.
Как тянет дегтем и дымком…
И он мальчонкой над оврагом
в кругу «расщепленных» ракит,
на сене скошенном, в рубахе…
В овраге ручеек журчит.
Покой, простор родного края.
О тишь, довольство,
благодать!
И нужно ли другого рая
деревни русской сыну ждать?
О колдовство воспоминаний!
О утонченный свет души!
В далеком детстве,
в зыбкой рани
Как память птицею кружит…

* * *
О спасский сад
благословенный,
поэзия родной земли,
для сердца русского друг
верный,
природы дар в нем и любви…
Здесь «чинный» не царил
«порядок»
на модный «англицкий манер».
Неприхотливый беспорядок:
дерев сплетенье,
разных «сфер»…
Березы, клены вперемешку,
черемух цвет и липы дух,
дуб вековой, вблизи орешник,
поляны, земляники круг…
Певали «хором», в беспорядке,
дрозды, кукушки, соловьи…
Порой в кустах сверкали
пятки
детей крестьянских…
Здесь они
искали ягоды, орехи,
в пруду ловили пескарей,
бежали взапуски… Утехи.
Смеясь, толкались:
«Кто быстрей!..»
Бывало, братьям разрешалось
играть с крестьянской
детворой,
прощались озорство
и шалость,
но мать следила за игрой.
Забава для детей – качели,
играли в русскую лапту,
в «волан» и даже в карусели,
в мячи, ловили «на лету»…
Но «потаенные местечки»
в глуши, в «чащобе» средь
ветвей
«хранились», как к иконе
свечки,
у Ванички всего сильней.
В кустах, на крохотных
полянах,
где изумрудная трава,
царил дух мяты и дурмана
и в зелень билась синева.
Сюда бежал он скрытно,
«тайно»,
в прохладу свежую ветвей,
и слушал радостно-печально,
как пел беспечно соловей,
и любовался старым садом
и косогором с лозняком
в сравнении
с «домашним адом»,
жестокость где и произвол.
О сколько в доме неурядиц,
средь близких нелюбовь
«с венца»,
обиды, страх, лукавства
кладезь
и лицемерье без конца…
Он вышел в мир
незащищенным,
в себе не чувствуя ядра,
той силы, крепости крученой,
чтоб в испытаньях берегла…
Он рассуждал о «воле
сильных».
Снимал Державин с глаз
покров:
«От сильных защищать
бессильных…
Исторгнуть бедных из оков!»

* * *
Все в прошлом: скука,
«заграница»…
В Орле – Дворянка, бережок,
орловцев дорогие лица
и улочка, особнячок…
А во дворе орешник, липы,
сирени заросли, кусты…
Вот Орлик. К вечеру затихли
все птицы. Краски так
чисты…
В душе возникли звоны
строчек…
Роман «Дворянское гнездо».
Ах, как прекрасны, тихи ночи,
комета с голубым хвостом!
И образ Лизы прояснился,
в сознании совсем живой…
Калитина. Он не забылся,
как свет лазори над Окой.
Она, как Пушкина Татьяна,
душой впитала русский дух.
И воспитала ее няня,
крестьянка русская. Не вдруг
в молитвах Лиза
и в преданьях,
вся в созерцаниях живых…
Ее несправедливость ранит,
читает жития святых.
Она скромна, благочестива
и нрава кроткого, светла.
В ней «тишина», «покой»…
Так мило.
И совестливость в ней жила…
Калитка скрипнула.
Лаврецкий,
хозяин молодой «гнезда».
Он юн еще, и «франт он
светский».
Тургенев верит: «Не беда…».
Лаврецкий автору так близок
и воспитаньем, и судьбой.
А «омут светский» жалок,
низок.
Обманутый своей женой,
Лаврецкий жизнь меняет
резко:
в усадьбу едет, в «голь
и глушь»,
где холм с оврагом, перелески,
и ветхий дом, и сотня душ.
В бурьяне сад, забиты ставни,
лопух да чернобыльник в рост.
Мир для души забытый,
славный,
для «исцеленья» чист и прост…
Чем не герой его романа?
Он – либерал и дворянин,
в Россию «верит», в «идеалы»,
демократизм в нем до седин.
В сравненье с Рудиным
в нем – «дело»,
и трезвый ум, любовь к земле.
Хозяйствовать берется смело
и обретает «тишь» в себе…
И встреча с Лизой поэтична:
с ней заодно «лучистость
звезд»,
и май, и ночь…
Так романтично:
заросший пруд,
в купавах плес…
Но счастье призрачно героев,
возмездье ждет… За чьи
грехи?
И Лиза жертвует собою.
Вот монастырь. Шаги легки…
Лаврецкий постарел душою.
Коль в жизни тяжкий
перелом,
о счастье мыслит лишь
с тоскою.
Все заменил и быт, и дом.
Хозяин в нем (не вдруг)
проснулся:
он пашет землю, сеет, жнет.
Но в сердце юность…
Вновь вернулся
и тихий вздох, и звезд полет…
В Орле Тургенев. Где ж
Лаврецкий?
Над Орликом все тот же дом,
и старый сад приветом
детства,
скамейка… Мысли о былом.
Лаврецкий ту скамейку
тронул:
вся почернела, но жива…
И чувства закружили снова
так сладко: Лиза здесь жила…